Свалился он на пса, который с истошным воем обратился в бегство. Привела в чувство Витека шумная суета. Полковник Наленч в длинном халате гремел ключами. Витек с холодным любопытством взирал на его старания. Наконец неподатливый засов отпустил, дверь скрипнула, и только тогда он понял, в чем дело. Неуклюже пустился наутек, переползая среди кустов.
Полковник Наленч возник на крыльце. Включил фонарик с огромным рефлектором и принялся освещать им сад.
– Рекс, Рекс, к ноге!
Показалась тень пса, который отнюдь не спешил припасть к стопам своего господина. Попискивая, как заяц, он дурашливо топтался на приличном расстоянии от крыльца.
– Что тут творится? Кто ходит по саду?
Пес залаял с бахвальством в голосе, однако получилось у него не слишком убедительно, поэтому он умолк и оторопело уселся посреди лужи.
– Дождешься, бездельник, отдам живодерам, чтобы сало из тебя вытопили.
Полковник еще раз пырнул лучом света в гущу нагих деревьев и пустого кустарника. Покашлял и вернулся в дом.
Витек поднялся с земли. Машинально отряхнул испачканные штаны. Он насквозь промок и тихонько стучал зубами, но теперь уже только от холода и усталости. Усталость была столь велика, что пришлось искать поддержки у развесистой яблони.
– Странная вещь произошла, зайчик, – шепнул он беззвучно. – Я совершил ужасное свинство.
Пес подбежал, прихрамывая, остановился перед Витеком, обнажил клыки, огромные, как зубья грабель.
– Все в порядке. Успокойся. Больше ты меня здесь не увидишь. И я никогда не покажусь на глаза твоей хозяйке. Что, собственно, со мной произошло? Ведь я мог бы, если бы хотел. Столько девушек. На любой вкус. Но главное для меня – выпускной экзамен и медицинский факультет. Как это случилось? Где моя карьера?
Пес слушал, оскалив зубы. И вид у него был злой и препротивный.
– Это был первый и последний раз в жизни. Прощай, друг.
Витек с трудом побрел к ограде. Отчаянно хромавший пес трусил рядом, уже не прихватывая зубами руку. Витек с усилием вцепился в металлическую сетку. И тут пес молча куснул его за мягкое место у заднего кармана брюк. От резкой боли Витек машинально лягнул ногой, зашибленный пес взвыл дурным голосом.
Только перевалившись через сетку, Витек ощутил саднящее место. Хотел присесть на пень, да раздумал. Пес стоял за сеткой. В горле его перекатывался сдавленный, явно зловещий скрежет.
– Погляжу последний раз, – проговорил вслух Витек.
И долго смотрел на черный дом, выдававший себя лишь бликами на стеклах, в которых снова возникло звездное небо, смотрел на застывший сад, на паутину изгороди, навсегда отделившую его от Алины.
* * *
Покушения на самоубийство. Ядвига Козелл (ул. Хлодная, 30) попыталась покончить с собой, выпив большое количество йода. «Скорая помощь» оказала пострадавшей первую помощь. Двадцатипятилетняя Чеслава Зайонц (ул. Любельская, 30), желая покончить самоубийством, выпила уксусной эссенции. «Скорая помощь» доставила ее в больницу Преображения Господня. Розалия Мотыль, тридцати пяти лет (ул. Сероцкая, 13), с целью самоубийства выпила соляной кислоты. «Скорая помощь» доставила несчастную в больницу «Иисус-дитя».
Чудо в Канаде. Монреаль. Парализованная одиннадцатилетняя девочка исцелилась, поцеловав Святые Дары в соборе святого Иосифа.
* * *
Лес шумел зловеще. И у леса этого не было конца. Замысловатыми выкрутасами он обвивал город, широкими ответвлениями добирался до боров, а те сливались с бескрайней пущей, которая, как морской прилив, устремлялась на восток, заполоняя Белоруссию. У этого леса, разделявшего лохматыми клиньями предместья, были могучие старшие братья. Поэтому и шумел он голосом дебрей.
Витек спускался в долину, волоча ноги. Он едва-едва справлялся со своим ослабевшим телом, которое тянуло вниз, в сумрачную пропасть леса. Витек никогда еще так не уставал. Сквозь шум деревьев он услыхал стук дятла и нисколько не удивился, хотя обычно по ночам дятлы не выстукивают больные деревья.
Ничуть не испугался, даже когда из глубин ночи в него внезапно ударил ослепительный луч света. Только остановился и заслонил до боли зажмуренные глаза.
– Кто здесь? – спросил темноту.
Фонарик погас. Кто-то подымался в гору, тяжело отдуваясь, и это был не полковник Наленч.
– Извините, – сказал неизвестный. – Я заблудился.
– А кого вы ищете?
– Хотел попасть на улицу, которая ведет к гимназии, к каменной. Мне казалось, что иду верным путем.
– Нет, здесь вы выйдете к офицерскому поселку.
– Ах, к офицерскому поселку? Это не то, поселок мне не нужен. Гимназия нужна.
– Надо вернуться к развилке и повернуть вправо.
– А может, вы меня немного проводите?
Витек с минуту раздумывал. Незнакомец стоял, опустив фонарик, который выхватил из ночи кружок земли с рыжими листьями и гроздьями гниющих желудей. Вдруг раздался хриплый голос кукушки, и Витек узнал позывные виленской радиостанции.
– Я слышу радио, – сказал он. – А вы слышите?
Зазвучала симфоническая музыка, незнакомец также слушал, словно что-то припоминая, потом негромко чем-то щелкнул, коснувшись плоского ящичка, который, словно ягдташ, висел у него на плече.
– Вы покажете мне дорогу, пан Витек?
– А откуда вы меня знаете?
– Знал когда-то, но теперь уже едва помню. Проводите, будьте любезны.
И незнакомец двинулся вниз, по крутой, скользкой тропинке, а Витек последовал за ним. Нашли развилку, и тут незнакомец, взяв его под руку, повернул направо.
– Как благоухает лес, потом мне никак не удавалось припомнить эти ароматы. А сейчас я различаю запах сырой, прохладной хвои, застывшей смолы и горькой прели подлеска. Если память меня не подводит, вы собирались изучать медицину?
– Да. Сперва сдам выпускные экзамены. Через три недели.
– Аттестат зрелости был важной штукой, – сказал незнакомец.
– Когда был?
– Во времена моей юности.
– Я вас не знаю, правда ведь?
Незнакомец отпустил руку Витека. Они пересекли поляну, потом пришлось обойти остатки лыжного трамплина, сооруженного Витеком и его друзьями прошлой зимой. Незнакомец был странно одет, вроде бы на заграничный лад. На голове кожаная кепка, мокрая от дождя, кургузое пальтецо из тонкого, неизвестного материала потемнело на боках от сырости. Под козырьком тускло поблескивали огромные очки в толстой оправе, каких никто не носил в Вильно.
– Знаете, пан Витек, в один прекрасный момент, пожалуй, после сорока, да, после сорока с гаком, ибо тогда умерла моя мать, я начал думать, то есть конструировать свою предполагаемую судьбу, постарался представить себе, какой была бы моя жизнь день за днем, если бы я отсюда не уехал. А думать в таком духе начал, возвращаясь с похорон матери. Ибо мать моя умерла в небольшом приморском городке, и море, даже незримое, всегда ощущалось в ее доме. Мать умерла на чужой земле, хотя всегда хотела умереть здесь и покоиться на маленьком погосте у костела, на лесистом склоне, заросшем кустами волчьих ягод.
