Я мечтаю прокатиться по мягкому польскому асфальту (шведский гораздо тверже — каменная зубодробительная мозаика), пролетая по нескольку метров после каждого толчка ногой. Но страшновато: вдруг упаду… правда, до сих пор этого не случалось, но где гарантия?
Сижу дома, превращаясь в солнцелюбивое растение. Не выношу тени. Разумеется — очередная причуда беременной женщины: запахи, только красивые предметы и красивые люди, свет. Если все это фокусы маленького человечка, что же из него вырастет?
В Лодзи есть еще один любитель солнечных зайчиков — наш персидский кот. На Рождество я принесла его в шапке, теперь он стал большим и пушистым. Мордочка не плоская — при всей длинношерстной породистости рожица у него более-менее человеческая. Кошачьи прогулки по дому напоминают «ход» солнечных часов. Я передвигаюсь за ним с востока на запад, из кухни в комнаты. Кот милостиво разрешает себя сопровождать. В его собственном понимании он достиг вершины иерархии: его место — сразу после главного самца в семье, моего отца, и самца чуть поменьше, племянника: самки же призваны обслуживать, кормить, расчесывать. Кастрировать себя он не дал — притворился вполне послушным котиком. Спрятал когти и клыки поглубже в меховую душу. Порой только царапнет глазом голубя на балконе.
Меня подмывает рассказать своим о беременности. Я заключила с Петушком пари, что не проговорюсь. Дело не в ста долларах, на которые мы поспорили, просто не хочется их беспокоить. Скажу, когда пройдут наконец три месяца и точно не будет выкидыша. Петр звонит каждый день, мы общаемся с помощью шифра: аппетит есть (то есть не рвет), желудок немного барахлит (жутко тошнит). Шепотом, на будущее, извиняюсь насчет Греции:
— Я не выдержу, долететь — долечу, но уж там испорчу тебе весь отдых. Путешествовать на машине… я очень устаю, не в состоянии ничего делать…
Снова в Варшаве, у Беаты, — на полу, в окружении роз. Вечером звонит Петр. Просидев неделю в одиночестве, он не выдержал и рассказал сестре. Значит, и я свободна от пари: не долго думая, набираю лодзинский номер:
— Дорогие мои, я беременна.
— ЧТО? — Я не удивляюсь столь громкому «ЧТО?» Мы расстались пять часов тому назад без всякого намека на беременность. Они по очереди берут трубку. Папа обещает катать коляску, у него уже есть опыт — с племянником. Племяннику тоже не терпится взять малыша напрокат (чтобы поиграть в компьютерную игру?). Сестра на седьмом небе, предостерегает: не мыть окна, не убирать, ничего не поднимать, иначе может случиться выкидыш. Мама в шоке. Она как раз приняла сердечные таблетки и уже засыпала.
— Деточка, а ты справишься?
— Мамочка, в крайнем случае сдам в детский дом. — На том конце провода повисает серьезная тишина. Это не повод для шуток. — Да нет, что ты, конечно, не отдам!
Беата советует позвонить еще раз, успокоить.
— Пойми, ты далеко от них. Они же не знают, как ты живешь, наверное, переживают за твое будущее — поженитесь вы или нет. Это ведь другое поколение…
Звоню еще раз.
— Мы поженимся, — произношу я подсказанную Беатой магическую формулу. Опять мимо: мама пугается еще больше.
— Деточка, милая, это такая ответственность — брак, воспитание ребенка…
Для мамы я по-прежнему девочка в разных носочках, эксцентричная, презирающая приличное кримпленовое платье. В глазах родных мы не растем, а стареем.
До самолета еще несколько часов, я успеваю встретиться на Новом Месте[21]с Теской. В ее моделях ходит элита шоу-бизнеса. Рассказы Тески столь же стильны и так же уверенно полосуют мою голову, как ее ножницы — ткань. Истории другого полушария, другой ментальности. Она отвезла японской бабушке мужа на Окинаву подарок — цветастый платок, какие носят наши горцы. Тяжелобольной старушке передали его в больницу. Она обрадовалась яркому экзотическому наряду, но надеть платок не успела. Согласно обычаю — остров наполовину буддистский, наполовину шаманский, — родственники отправились к камике (ясновидящему, с которым обсуждают любое значительное семейное событие), чтобы узнать о дальнейшей бабушкиной судьбе. Камике вгляделся в потусторонний мир и увидел старушку, которая в ожидании новой реинкарнации танцевала, позабыв о болезнях и усталости. На плечах у нее была экзотическая цветастая шаль.
Рассказ Тески о шторме: после бури она отправилась на островок неподалеку от Окинавы. На берег выбросило не водоросли, рыб или мусор: пляж был сплошь усеян с отчаянием глядевшими на Теску глазами глубинных рыб — их вырвал шторм.
Середина сентября
Два дня в Грёдинге, затем отправляемся в Грецию. Последние недели свободы перед мучительной работой над сценарием «Городка». Дом стал на один тон светлее. Тахта из своего уголка мстительно испускает яд. Я стараюсь с ней не сталкиваться, обхожу гостиную стороной, так что для меня дом уменьшился на одну комнату. После отпуска все вернется на круги своя.
Читаю «Беременность. 40 недель». У меня — одиннадцатая-двенадцатая. Малыш достиг «семи сантиметров и весит 9—13 граммов (как конфетка?). У него растут ногти, он реагирует на стимулы, умеет лягаться, но мать этого не чувствует». С такими размерами и ногтями единственное, что можно делать, — это скрести стенку матки.
Визит к врачу: моя гипертония чудесным образом исчезла. У седенькой докторши хорошие новости: до двадцатой недели беременности не придется травить ребенка сердечными средствами.
— Я принимала лекарство в самом начале, когда не знала о беременности, это не могло ему повредить?
— В таких дозах — ни в коем случае. Если гипертония возобновится, ребенок, вероятно, родится более мелким.
— Отлично, легче будет рожать, — машинально закончила я. Ужас! Докторша выражает деликатный шведский ужас — смущенно покашливает.
Дорожные сборы прерывает звонок из «Космополитен».
— Подходит срок. — (Для меня единственный срок — это роды, предположительно середина апреля.) Надо сдавать статью? Мне кажется, я не давала согласия вести постоянную рубрику. В последнее время у меня проблемы с головой (рассеянность), но не до такой же степени… Никакой постоянной работы или регулярных текстов для кого бы то ни было.
— Нет… в Греции у меня точно не будет доступа к Интернету, я ведь еду в глухую провинцию, — убеждаю я редакторшу. Так и вижу отпуск, проведенный в поисках факса. Обещаю прислать что-нибудь после возвращения. Об Элли Макбил — осеняет меня вдруг. Мне нравится этот сериал, так что, возможно, понравится и писать о нем.
Утро. С одним чемоданчиком, запасом сухариков (от тошноты) мы становимся в очередь на стокгольмском аэродроме. Прохожу через воротца. «Пи-и» — делаю шаг назад, выгребаю из кармана мелочь и сонными, ленивыми пальцами нащупываю баллончик со слезоточивым газом. Его уже не скроешь. Вот он лежит на подносе — вещественное доказательство на судебном процессе. Конец каникулам, арест, следствие, полиция. Даже жене премьера не удалось избежать расследования по поводу дамского газового баллончика для самообороны — в Швеции это запрещено.
