— Как воздух.
А он почему-то застыл, глядя в пол… и еще — он тяжело вздохнул!
А через неделю была свадьба. Меня выдавала замуж вся труппа феерического лилишоу, из Сапожка приехала бабушка, дядя Витя с тетей Зиной и подружка Ленка, моя Ленка!
Никулина С.Н.:
Стоять рядом было невозможно!
Между их взглядами шевелился воздух. Они посылали друг другу такие вихревые импульсы любви, как телескопы, настроенные в открытый космос:
— Мы — земляне! Мы здесь! Мы есть! Отзовитесь! Даже если вы — зеленые!..
А они глазами передавали «морзянку»:
— Я люблю! Я люблю тебя! Я тебя так люблю! Хоть вешайся!..
София вытерла слезинку, которая натекла в уголок ее длинного зеленого глаза и никак не хотела скатиться по щеке, упасть, впитаться в землю и спрятаться в ней.
Ну и что? Название сногсшибательное — ФЕЕРИЧЕСКИЙ ЛИЛИКАНКАН!
И — недалекий какой гражданин, повторяя — КАНКАНКАНКАНКАНКАНКАН… может предположить — во-от, разъезжают по городам и весям веселые девицы мелких размеров и суперлегкого поведения, но…
Ездили с канканом — да, но в основном замужние дамы и три весьма целомудренные девицы, имеющие женихов. Софья Николаевна задумалась. — Я не знаю про другие канканы, но наш начинался и заканчивался на сцене. И, главный аргумент, сейчас, в той стране, в которой мы имеем счастье пока еще жить, в любом городке по части платных женских ласк наблюдается такое столпотворение, что ценность лилипуток, как артисток и танцорок, неизмеримо выше стояния в боевой раскраске где-нибудь у ресторана, гостиницы или туалета с буквой «м».
СВАДЬБА
— А вы в парандже снимки делаете? — перед брачной церемонией спросила я фотографа, поправляя большой капроновый бант, который свисал с моего плеча до самой земли.
— Только для вас, — хмыкнул тот, поворачивая меня красивой частью лица к объективу.
Перед Красноуральским центральным ЗАГСом на набережной развертывалась обычная для субботы картина — толпы брачующихся и их ошалевшие от предвкушения праздника (чужой несвободы) родичи.
На причале играл духовой оркестр, пели нарумяненные бабки в кокошниках, невесты и женихи чинно и не очень пробегали по длинной ковровой дорожке в небесных расцветок особняк. И устало выходили оттуда с кольцами на пальцах и свидетельствами о потере свободы не нужной многим ни даром, ни за деньги. Ведь это такой бесценный подарок судьбы, когда ты хоть кому-то нужен на всю жизнь, просто диво дивное!
«До чего же он у меня трогательный!» — во время брачной церемонии разглядывала я своего подстриженного по случаю свадьбы дантиста.
«Ангел!» — вторила моя бабушка у нас за спиной.
Да, я вышла замуж молниеносно, мы даже расписаться не успели, а я уже была беременна, даже стыдно такую подробность предавать огласке, но — хронология событий и их подлинность — главное отличие хорошего романа от прочей макулатуры. Наташа вздохнула и продолжила:
Хорошо быть женой дантиста, поверьте, я знаю.
Д. отличаются редкой смышленостью и все они — жизнелюбы. Когда целый день смотришь людям в глотку, пересчитывая гнилые зубы, поневоле начинаешь любить жизнь во всех ее проявлениях и красе, ну той красе, которую не видно, а она только подразумевается… но дантисты уверены — она есть.
Наташа задумалась, сердито глядя на гелевую ручку. Потом оживилась и быстро написала:
Жизнь с дантистом подразумевает наличие удобного дома, машины, запах хорошего кофе по утрам и чуть больше двух струящихся от невесомости платьев от Армани и Дольче/Габбана и тоже два, пока, брючных костюма от Гуччи, подаренные Димой в нашу медовую неделю, которая случилась сразу после свадьбы с громкими автомобильными гудками, взрывами бутылок шампанского, запиванием «Вдовы Клико», «Моэтом и Шандоном» и мало ли, что еще пьют на свадьбах и в прочие счастливые дни.
Единственное, что немного холодило сердце от небольших предчувствий, Димин дом стоял на пути к крематорию, психбольнице, вытрезвителю, тюрьме и кладбищу. Такая вот дорога шла мимо частного фамильного домовладения на холме, за которым и располагались вышеприведенные организации, клубы по интересам — в общем, те самые места, куда черти загоняют праведников.
Я не богатая на родных, а у Димы вообще никого не было, если не считать, конечно, меня. Его воспитал дед, вот и все, что я знала о нем к тому времени.
Дом на склоне горы представлял обычное для тех мест строение из туфа, за настоящим крепким забором из мелких и средних камней, крепко склеенных меж собой каким-то доисторическим способом, кажется глиной со сметаной (?), — которая представляла из себя такую твердь, что цементу и не снилось. Розовые вьюны и рябина под окнами, два серых кота и муравейник у забора…
Неправда, что дантисты богаты, как Крезы. Или, может быть, мне попался не тот дантист?
Кроме кабинета на углу двух улиц, частной аптеки «Горностайка» и классического старого 126-го «Мерседеса», ничего несметного не наблюдалось.
Через месяц жизни в качестве законной жены я поняла, почему мой дантист — не Крез.
Если у него просили денег в долг, Дима не мог отказать. Если были деньги — он их одалживал.
Это меня потрясло. Потом озадачило. Возмутило — как бурю в стакане воды! Какое-то время я просто кричала от бессилия! Ну, разве можно верить людям?! Лю-дям!!!
А потом привыкла.
Я на три дня лишилась дара речи, когда муж отдал 5 тысяч долларов какому-то сонному в кримпленовом «женильном» костюме Анатолию, и тот укатил на велосипеде с просевшей рамой и с прищепками на штанинах.
— Не бойся — он отдаст! Я его знаю, как себя, — успокоил Дима.
«Еще забавляется!» — горько подумала я, мучимая скупостью.
— В июне, в четыре раза больше! Я так «Мерседес» купил! — кивнул на старую, правда, очень приличную машину мой Димитрий. — У него там алмазы где-то… — туманно добавил он и замолчал.
«Конечно, алмазы! Кто же сомневается? Только не я, — подумала я. — В июне, а теперь-то октябрь…»
А потом привыкла, и мы же не бедствовали по большому счету.
Хотя странные на мой взгляд рассуждения о том, что если человек просит, а ты можешь ему помочь, но мотаешь головой и отворачиваешься…
Ну, конечно, успокаивала я себя — кто-то играет в покер, кто-то содержит целую конюшню любовниц, кто-то пьет все, что горит синим пламенем, а Дима — дает в долг.
Но, вообще-то, с этим я не согласна до сих пор, не соглашусь никогда, и лучше поменяем пластинку!
Прожив какое-то время в доме на холме в ожидании рождения дочки, намеченное не позже июня, я вывела одну нехитрую аксиому: лучше, чем жизнь с любимым человеком и свой маленький мирок в четырех стенах, лучше этого — нет ничего. Никакой сказочник не придумал сказки главнее этой.
