Луиза пришла только после полуночи. Цоканье каблучков, перешептывания: она вернулась не одна, а с дылдой Бебером. Перегородка между нашими комнатами оказалась тонкой, я неодобрительно прислушивался, словно был ее отцом; правда, нельзя сказать, что во мне заговорила оскорбленная добродетель. Луиза смеялась, Бебер хихикал. Она шикнула на него: «Тише ты!» С приглушенным стуком упали на пол туфельки. Заскрипела кровать. Я-то думал, в пятидесятые нравы были строже, впрочем, легкомысленные девушки вроде Луизы встречаются во все времена. Общественная мораль следит за длиной юбок и высотой ширм, а подлинная любовь, и возвышенная, и низменная, остается такой же, какой была еще при фараонах. Но всему есть предел! Я и представить себе не мог, что она спит с Бебером! Луиза обманула меня, когда сказала: «Жених? Вот уж нет. Я просто хожу с ним на танцы». Пусть делает все, что хочет, но зачем врать? Солгала, чтобы меня не обидеть? Так, приятель! Ты никак ревнуешь? А как же Марианна, ведь она осталась на исходе XX века одна, она страдает, ищет тебя! Наверное, в полиции ей сказали, что ты без вести пропал. Даже твой труп нельзя обнаружить. Какой волшебник сможет перенести тебя теперь обратно в будущее? Из-за Луизы я вспомнил Марианну и застонал от горя; пусть я переношу все тяготы, я не смирился с ними, и только инстинкт выживания заставляет меня приспосабливаться. За стеной, в двадцать восьмом номере, Луиза тоже простонала. Но я стонал и плакал от тоски, а она — от наслаждения.
В понедельник, хоть он и был выходным, мне не удалось побыть одному. Господин Поль пригласил меня в гости. Они с женой жили в четырехкомнатной квартире над рестораном: пол, устланный коврами, тяжелая темная навощенная мебель, бархатные и тюлевые шторы, бесчисленные безделушки, хромолитографии с видами Соны в рамочках и фарфоровые тарелки на стенах. Теперь мадам Поль не покрикивала на меня у плиты, а для разнообразия сама готовила мне завтрак. Мы с ее мужем беседовали возле остекленных шкафов с бокалами бордо. Добрейший господин Поль отхлебнул глоток, подержал вино за щекой, проглотил и прищелкнул языком с блаженной улыбкой. Он принимал меня запросто, по-дружески, без пиджака, в расстегнутом жилете, повинуясь странной иллюзии, будто каким-то образом связан с восточными колониями, о которых имел весьма туманное представление. Господин Поль горел любопытством, а я ничем не мог его порадовать.
На одной из полок стояла вырезанная из слоновой кости фигурка Будды.
— Хорошо сработано, а?
— Да, господин Поль.
— Вам, наверное, на Востоке часто попадались такие.
— Да, господин Поль.
— Этого Будду мой дед привез из Сайгона. Дед тканями торговал, ресторана у него не было. А на что, скажите, похож Сайгон?
— Вы бывали в Экс-ан-Провансе? Точь-в-точь Сайгон, только там еще жарче, все время гудят вентиляторы, водятся огромные ящерицы, растут высоченные пальмы, все одеты в белое и ездят на рикшах.
Он слушал мое описание в полном замешательстве, высоко подняв брови. Потом задал следующий вопрос:
— А резня там ужасная, да?
— Все войны одинаковы.
— Верно вы говорите. Вот лет десять назад нам солоно пришлось с проклятыми оккупантами. Они, собаки, все лучшее на рынке забирали не заплатив! Бараньи ножки ели только господа из особняка Мерис, нам доставались одни обрезки. Хорошо устроились, нечего сказать! Вы тогда были здесь, в Париже?
— Нет, воевал в Индокитае.
— Нам тут доводилось не лучше вашего. Я был связан с Сопротивлением, но обслуживал посетителей как ни в чем не бывало. У меня хранились важные донесения. И вот однажды, кто бы вы думали, приходит к нам в «Трубу»? Молодчики из гестапо собственной персоной, обезьяньи морды, черные плащи. Два часа они у нас рылись, всю квартиру перевернули. Ничего не нашли. Знаете, куда я спрятал бумаги? В бак, где кипятилось белье! Завернул в клеенку, засунул поглубже среди простынь, налил в бак воды и поставил на огонь! Неплохо придумано, а, что скажете?
— Ловко вы их провели.
— Да еще на следующий день пожаловался на них офицерам, что обедали у меня. После этого меня ни разу не тронули.
Господин Поль налил еще вина. Хмель слегка ударил мне в голову, к тому же я вполне освоился. Будь с нами Колченогий, я вряд ли бы так разошелся — тот в самом деле знал Сайгон и побывал во многих передрягах. Но полная неосведомленность господина Поля придавала мне уверенности. И я уже не мог остановиться. Когда-то я кое-что читал и теперь выдумывал вполне правдоподобные события. Чтобы придать вес собственной персоне, я произвел себя в лейтенанты; на господина Поля мой чин произвел впечатление.
— Вы были штабным офицером?
— Нет, полевым командиром.
Зачем я вдруг это ляпнул? Полевым командиром! Где и когда? Мы с Марианной отдыхали однажды на севере Таиланда, любовались орхидеями, смотрели на слонов. Как и прочим туристам, нам показывали деревню с соломенными хижинами, где жили беженцы из Верхнего Лаоса, горцы муонг, спасшиеся от преследований коммунистического правительства. Они торговали изящными дорогими вышивками и приторговывали опиумом. К счастью, я много расспрашивал об их истории — полученные сведения теперь отлично пригодились для описания моих вымышленных подвигов.
— Наш отряд расположился на берегу реки Красной, эти земли принадлежат племени муонг. Мужчины у них наголо бреются, оставляют только одну длинную прядь. Тогда мы организовывали партизанское движение против коммунистов на севере Лаоса.
— Да-да, — закивал господин Поль.
— Нам нужны были средства, чтобы поддерживать партизанские отряды — они сражались в тылу у Вьетнамской коммунистической партии.
— Ну да, — согласился господин Поль.
— Мы их выручили от продажи наркотиков: муонг растят опиумный мак.
— От продажи наркотиков! — ужаснулась мадам Поль.
Она как раз ставила на стол тушеные овощи.
— На войне все средства хороши, — примирительно сказал господин Поль, откупоривая еще одну бутылочку.
— Так что нас перебросили с Аннамского хребта на плоскогорье Траннинь, чтобы мы отправили несколько тонн опиума в Сайгон.
— Нет, ну чтобы наша армия торговала наркотиками! — возмущалась мадам Поль.
— Приказы не обсуждают! — наставительно проговорил ее муж и прибавил, обращаясь ко мне: — Рассказывайте, пусть себе ворчит.
— Опиум был на войне основной валютой.
— Еще бы!
— Я сам свидетель: вьетнамцы тоже пытались скупить у муонг весь мак на корню. Они поставляли опиум китайцам, в Ханой, Гонконг, даже сбывали его своим в Сайгоне, чтобы закупать оружие и навербовать побольше сторонников.
Господин Поль с довольной улыбкой взял с полки и показал мне знаменитую трубку, привезенную с Востока его дедом.
— Старинная вещь! — восхитился я.
Сказав заведомую ложь, я изобразил знатока, которого не проведешь, и одновременно польстил хозяину.
