– Ты что, старый, куда собираешься? – тревожно осведомилась Васильевна.
– Собираюсь, – буркнул в ответ Лукич, складывая документы в целлофановый пакет.
– Никак из-за угля этого ругаться собрался? Да шут с ним… что у нас денег совсем нет? Ты пенсию получаешь, я пенсию получаю, продукты почитай все свои, дети на ноги поставлены… заплотим, – попыталась урезонить мужа Васильевна.
– Ни копейки за этот уголь я им, гадам, не заплачу. Я всю жизнь горбатился, а они кажный год по заграницам ездют, пуза греть. Вота им! – старик сложил свою огромную клешнеобразную ладонь в кукиш.
Васильевна лишь беспомощно всплеснула руками, поняв, что у мужа в мозгах возникло очередное завихрение и от этой блажи его уже не отговорить – за сорок с лишним лет совместной жизни не мудрено понимать друг друга не то что с полуслова, а с полувзгляда.
2
На следующий день Лукич, одев свой выходной пиджак, положил документы в портфель, оставшийся ещё от его дочерей, ходивших с ним в школу, а сейчас живших своими семьями в городах… Он походил на состарившегося мелкого сельского служащего, которому давно пора на пенсию, но его почему-то всё никак не могут проводить на заслуженный отдых. Лукич сел на электричку, доехал до райцентра. Путь в Управу лежал через рынок. Обычно на рынке он всегда «цеплялся языками» с кавказскими торговцами, но сейчас сдержался, лишь скользнув по их «сплочённым рядам» сумрачным взглядом. Он решил не расходовать здесь нервную энергию, предчувствуя, что в Управе придётся истратить её немало.
В Управе Лукич сразу занял очередь на приём в "социальный" кабинет. Здесь он бывал не реже одного-двух раз в год. В очереди в основном сидели бабки и молодые матери. Все стулья оказались заняты, но одна из молодок всё же уступила место старику, и Лукичу даже не пришлось скандалить из-за этого – нервная энергия опять сохранялась для "основного дела". Из кабинета через неплотно прикрытую дверь доносились возбуждённые голоса просителей и монотонно-спокойный инспекторши. Там "пробивали" путёвки для детей в санатории, летние лагеря, жаловались, что ни с того ни с сего перестали платить какую-то добавку к пенсии…
Где-то около двух с половиной часов Лукич сидел, словно прирос к стулу, ждал своей очереди. Он был опытный человек в подобных делах, ещё на станции сходил в туалет, что бы ни что не "отвлекало" и не могло помешать выстоять, высидеть, дождаться…
– О, старый знакомый. Сейчас-то, что у вас за дело к нам, опять пенсию посчитали неправильно? – такими словами встретила Лукича, сидящая за столом инспекторша.
Инспекторша женщина лет сорока, вальяжная, неторопливая, высокомерная. Она помнила этого старика по внешности, помнила его скандальный характер, но вот имени его не удосужилась припомнить – много их тут ходит.
В небольшой комнате располагались два стола и несколько шкафов. За вторым столом сидел худой тип лет тридцати с небольшим в очках – начальник, но тут же находился и ещё один… Этого молодого мужика, можно даже сказать парня, Лукич видел в этом кабинете впервые, хоть посещал его не часто, но регулярно. То, что он здесь не случайно можно было определить по его независимо-расслабленной позе, в которой он развалился на стуле чуть поодаль от инспекторши. В глаза сразу бросалась широкая физиономия и бычий загривок.
– Я… в общем… насчёт… это самое… угля… вот к вам, – как всегда, немного смущаясь вначале, покашливая в кулак, проговорил Лукич, в то же время без приглашения, основательно усаживаясь на стул напротив инспекторши.
– Какого угля? Опять вы нам пришли голову морочить!? – повысила голос инспекторша, памятуя сколько нервов ей испортил этот скандальный посетитель в свои предыдущие визиты.
– Ты, дочка, на меня не шуми, – у Лукича сразу улетучилась вся начальная скованность, он привычно ощетинился как еж перед опасностью. – Уголь нам тут завезли, объявили, что бесплатный. Мы, все пенсионеры, значит, обрадовались, вот новая власть не как коммуняки, о стариках заботится. А теперь, значит, что!? Теперь говорят за него платить надо. Это что же такое, насмехательство над старыми людьми… то бесплатно, то платно? Вот я и пришёл к вам, к начальству, стало быть, чтобы вы мне всё это разобъяснили. Для того вас тут и посадили и учили, и деньги платят, а не за то чтобы на старых людей кричать.
Все присутствующие в кабинете напряжённо воззрились на Лукича, мордатый перестал крутить брелок с ключами на пальце, начальник за своим столом, перебирать какие-то бумажки в папке.
– Ну хорошо, хорошо… поняла я, сейчас всё вам объясню, если, конечно, это вас устроит, – поспешила разрядить обстановку инспекторша, явно ждавшая от Лукича куда более сложного вопроса, связанного с пенсионными, или коммунальными проблемами. – Нашей вины в этой ошибке нет, поверьте. Уголь этот спустили для обеспечения не всех льготников, а только некоторых категорий. Но эти категории сначала не уточнили, ну мы и подумали, что для всех. Уточнение уже потом пришло, что бесплатный уголь только для Героев, чернобыльцев и участников войны, инвалидов первой группы. Понимаете? Насколько я помню, вы не участник войны и к другим перечисленным категориям не относитесь. Или я не права?
В кабинете воцарилась пауза, все ждали, что ответит посетитель.
– Права, дочка, права… к этим я не отношусь, но у меня полно всяких других льгот, и они все вместе разве не могут потянуть как одна из тех, что ты тут помянула, – негромко, но с металлом в голосе изложил свою точку зрения Лукич.
– Это так вы считаете, а мы нет. Если уголь вам завезли, то придётся за него рассчитаться, так же как за обычный, по пятидесяти процентов от общей стоимости.
– Э нет, так не пойдёт. Я вообще в этот год уголь покупать не хотел, его мне привезли без моей заявки, у меня и без него с прошлых годов много осталось. Я только потому и согласился его принять, что бесплатный… нет, я платить не буду, не должон.
Инспекторша поджала губы, сощурила глаза и стала наливаться краснотой, что помидор на грядке. Лукич, однако, не собирался вот так в лоб идти на конфронтацию. Он приехал не просто поругаться, а отстоять, доказать свою правоту, потому он, видя, что инспекторша готова "сорваться", в свою очередь поспешил перевести разговор в более спокойное "теоретически-разговорное" русло:
– А если нет у нас в посёлке участников войны… перемёрли уж все, и чернобыльцев нет. Зато я вот труженик тыла, все справки имею, в войну мальчишкой в мастерских вкалывал, паровозы чинил. Это что не в счёт? Я вот и грамоты принёс, – Лукич полез в свой школьный портфель.
– Да не надо мне ничего показывать, – всплеснула пухлыми руками инспекторша и, явно ища поддержки, оглянулась на начальника.
Но помощь подоспела не от начальника, а от мордатого. Он пружинисто встал, обнаружив немалый рост, и устрашающе развернув саженные плечи, выпятив выпуклую грудь, пробасил:
– Дедуля, ты что глухой? Тебе же русским языком объяснили, не положено… Всё, если у тебя больше вопросов нет, свободен.
