— Было дело пару раз…Она хороша, когда облик девки примет… — признался охотник. — Не томи, говори, что руны предвещают…
Сияна закрыла глаза.
Лесьяр напрягся.
Сияна кивнула.
— Но не сейчас, позже… Руны говорят, что ты обретёшь то, чего тайно желаешь. Но это и погубит тебя… Будь осторожен.
Глава 3
Зову Свет Рода Всевышнего, Силу Живильную Богов Родных
Наконец лес перед Ладомирой расступился, её взору открылась обширная поляна с возведённой на ней заставой. Заправлял здесь старший сын князя Радомира Калегаст.
Девушка приблизилась к распахнутым воротам, из которых выезжал конный разъезд. Один из конников узнал её:
— Здрава будь, Ладомира! — пожелал он. — Видал я, как брат твой Коршень мечом машет… Чай гостинцев ему принесла?!
Девушка кивнула в ответ. Всадники, пришпорив коней пятками, устремились по уезженной телегами дороге в направлении Альбы.
Тем временем Ладомира вошла на территорию заставы. На дозорных башнях блюли службу часовые. Всё у княжича было продумано до мелочей. Помимо того, что башни дозорные стояли круглые сутки, так ещё и схроны он приказал устроить в лесу вдоль тракта, ведущего к Велегошу. К тому же привлёк Калегаст на службу местных охотников. Те вроде и ремеслом своим занимались, да не забывали по сторонам оглядываться и сообщать княжичу о всех новостях и всех подозрительных случаях. За верную службу Калегаст награждал щедро. Любили за это княжича местные бодричи. Порой, когда неурожай случался, подкармливал Калегаст местных хуторян и те молили за него богиню Живу, бога Триглава и Ладу. Словом, вёл княжич политику дальновидную, соплеменников своих охранял, верой и правдой служил земле родной, отцу, семейству своему и Велегошу. Почитал Калегаст трёхликого Триглава, как бога войны, не забывал и его сыновей Руевита (семиликого) и Радегаста. Как заступил на заставу со своими дружинниками, тотчас приказал соорудить храм, где возносились хвалу богу отцу Триглаву и его сыновьям.
Ладомира беспрепятственно прошла мимо длинных домов, боле похожих на амбары, где жили воины, к ристалищу.
Подростки, начиная с тринадцати лет, призывались князем Радомиром к несению воинской повинности. Была она обязательной и почётной в течение трёх лет. Затем юноша определялся: вернуться в родной дом, жениться, обзавестись хозяйством, детишек народить, или посвятить жизнь свою сполна воинской службе.
Многие юные бодричи изъявляли остаться в дружине княжича Калегаста или воеводы Колота. Потому отбор был суров.
На ристалище новобранцы-подростки ворочили деревянными мечами, чтобы по-первости и неопытности не изувечить сотоварища. Спрятав левую руку под щит, безбородые юнцы, махали тренировочными клинками — удар, отбив… Ещё удар и снова отбив.
Чуть поодаль от юнцов сражались на настоящих мечах дружинники княжича. Дрались, как правило, до первой крови. Частенько за бранью наблюдали их сотоварищи и спорили на жбан медовухи или сурьи[20]на победителя. Хотя Калегаст пьянства не одобрял, порой разрешал своим воинам и новобранцам приложиться к жбану с терпким напитком.
Ладомира постояла подле ристалища: стучат щиты, лязгает железо… Чуть поодаль юнцы бегали по ристалищу с заплечными мешками, набитыми песком, развивая выносливость. Один, задохнувшись, не выдержал и упал на колени. К нему подошёл старший сотоварищ:
— Вставай, тютёха! Подымайся! Коли саксонец придёт из-за Альбы отдыхать некогда будет!
Юнец, собрав последние силы, поднялся с земли и снова побежал круг ристалища.
Ладомира тяжело вздохнула. Она была младше своего брата Коршеня на два года, который недавно стал дружинником, и догадывалась, что служба его в первый год была отнюдь нелёгкой. Девушка ещё раз окинула взором ристалище… У высокого частокола, что окружал заставу, группа дружинников метала копья в тряпичные куклы в человеческий рост, эмитировавшие саксонцев. Каждый бодрич должен попасть в цель.
Кто-то из воинов кидал арканы, ловили петлей друг дружку, не шутки ради — развивали ловкость. После чего упражнялись с длинными копьями, снабжёнными специальным крюком на конце, дабы в бою можно было стащить закованного в железо рыцаря с лошади.
Юнцы призывались на заставу в разгар весны. Но зато в конце лета, сев на лошадь, новобранец дивился своей силе. Табун княжича Калегаста числом ни мал — насчитывал почти сотню отменных лошадей, не считая жеребят.
За табуном требовался тщательный уход и потому княжич содержал цельную ораву конюхов, коих гонял нещадно, ибо лошадей любил, словно своих детей. Конюхи же дело своё знали, на Калегаста не обижались, когда тот взгревал их время от времени, дабы не ленились и не жирели на казённых харчах. Конюхи молились Авсеню, считавшемуся покровителем лошадей у бодричей, не забывали и о Велесе, потому, как с издревле повелось считать, что он не только поэт и сказитель, но и «скотий бог». А лошадь — скотина домашняя, дюжа умная и полезная.
Бодричи не забывали возносить молитвы богу Велесу:
«Велес, велемудрый, батюшка наш. Услышь славеса наши, обрати свой взор на дела наши, виждь нас, детей своих, мы пред твоим оком предстоим. Раденье тебе кладём, с чистотой сердец наших. На всяк день, аще и на всяк час, встань с духом нашим духом своим. Прими во ум твой деянья наши, и будь в них порукою. Ты волшбит и чародейство ведущий, за скотами и зверями радеющий, трясовиц прогоняющий, боли и хворобы изгоняющий, живота людине дающий, прими от нас — детей своих хваление сиё. Мы чтящие тебя и любящие, и любы от сердце дарящие, идеже и любиши ты тоюже любовию нас — детей своих. Прими в руцы свои дела наши! Соедени в единое, чтоб со душой спокойною и безметежною мы робили на благо наших сродников, детей наших и нас самих и проведи их к исполнению. Дай познать сладость жизни от тебя даденой — богатой. И отгони своим бичом страхи и козни, даруй ми силу от толики силы твоей. Отец мой, Велес великой, податель, в согласии со всеми сродниками, в мире духовном в семье пребывающий, даруй и ми спокойствия и благоденствия, до упокоения моего под твоим оком, под твоей дланью».
…Вечерами, теснясь у закопченных очагов, воины и новобранцы после тренировок и несения службы ели жадно и много. Калегаст ничего не жалел для своих людей. После сытного ужина наваливалась истома. Обитатели заставы располагались на низких полатях, застланных мягкими медвежьими, козьими, овечьими, лисьими и волчьими шкурами. На них спалось тепло и вольготно. В избах пахло жареным мясом, дымом, потными портянками. Дух был тяжёл, но сон сладок.
Саксонцы давно не нападали на бодричей, но соглядаев своих засылали исправно. Часто роль их играли саксонцы, фанатично преданные культу Логоса, но порой на территорию бодричей пробирались и славяне из числа пленных моравов, лужан и лютичей. Обращали саксонцы пленников в свою веру, брали в заложников их жён и детей, самих же отправляли шпионить к бодричам или поморянам. И ничего им не оставалось делать, как служить своим новым хозяевам.
