Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
– А, это из моей команды, – раздался голос сержанта. – Впустите его! Он не сфискалит!
Дверь отворилась, и он увидел сержанта Ольстера и двух других молодых людей, которые сидели, свесив ноги вдоль красных лакированных бортов коек. Они весело болтали со стаканами в руках.
– Да уж и город этот Париж, доложу я вам, – говорил один. – Говорят, барышни там просто вешаются военным на шею… ей-ей… среди улицы!
– Вот книга, сержант, – отчеканил Фюзелли со своей лучшей военной выправкой.
– О, спасибо, больше ничего, – сказал сержант, и голос его показался Фюзелли еще веселее обыкновенного. – Смотрите, не свалитесь через борт, как вчера один молодчик.
Фюзелли засмеялся, закрывая за собой дверь, но внезапно сделался серьезным, вспомнив, что у одного из молодых людей в каюте были золотые нашивки младшего лейтенанта. «Черт! – сказал он себе. – Нужно было отдать честь». Он постоял минуту за закрытой дверью, прислушиваясь к разговорам и смеху. Чего бы он не отдал в эту минуту, чтобы принадлежать к этой веселой компании, разговаривающей о парижских женщинах. Он начал размышлять. Как только они переправятся через океан, его, несомненно, произведут в рядовые первого разряда. Затем, через несколько месяцев, он может сделаться капралом. Если они увидят его усердие, он будет быстро двигаться вперед после первого чина.
– Только бы как-нибудь не сплоховать, только бы не сплоховать, – твердил он себе, спускаясь по лестнице в трюм. Но все это потонуло в приступе морской болезни, вернувшейся снова, как только он вдохнул зловонный воздух.
Палуба перед ним то ныряла вниз, то поднималась вверх, так что ему приходилось идти в гору. При каждом движении парохода грязная вода перекатывалась с одной стороны судна на другую. Свистящий вой ветра, прорывавшийся сквозь щели и замок, заставил Фюзелли долго в нерешительности простоять у дверей, держась за ручку. В тот момент, когда он повернул ее, дверь распахнулась, и бурный порыв ветра чуть не свалил его с ног. Палуба была пуста. Натянутые вдоль нее мокрые канаты уныло вздрагивали под ветром. Каждую минуту с наветренной стороны налетал столб пены, вырастая точно белое развесистое дерево, хлеща его по лицу, словно град. Не закрывая дверей, он пополз по палубе, изо всех сил цепляясь за обледеневшие канаты. За пеной он видел огромные, зеленые, мраморные волны, беспрерывно вздымавшиеся одна за другой из тумана. Рев ветра в ушах оглушал и пугал его. Ему казалось, что прошла целая вечность, пока он добрался до дверей лазарета.
Дверь открылась в коридор. Там было душно и пахло лекарствами. Люди стояли в тесной очереди, чтобы попасть в приемный покой, натыкаясь друг на друга при качке. Рев ветра едва доносился туда; только изредка слышался глухой удар волны об нос.
– Болен? – обратился к Фюзелли один солдат.
– Нет, здоров. Меня сержант послал раздобыть чего-нибудь для наших ребят – их так развезло, что с места не двинуться.
– Ужасно много больных на этом пароходе.
– Сегодня утром двое ребят кончились в этой вот комнате, – сказал другой солдат, торжественно указывая большим пальцем через плечо. – Еще не хоронили, слишком бурно.
– А от чего это они умерли? – с жаром спросил Фюзелли.
– Спинной… как его…
– Менингит, – вмешался человек с другого конца очереди.
– Говорят, страшно прилипчивая штука, правда?
– Да, уж должно быть!
– А куда она ударяет? – спросил Фюзелли.
– Сначала затылок распухнет, а потом весь точно одеревенеешь, – раздался голос из конца очереди.
Наступило молчание. Из лазарета вышел человек с пакетом в руках и начал прокладывать себе дорогу к двери.
– Много там народу? – спросил, понизив голос, Фюзелли, когда человек задел его, проходя мимо.
– Хватит… – остальные слова его были унесены пронзительным воем ветра, ворвавшимся в открытую Дверь.
Когда дверь снова закрылась, стоявшего рядом с Фюзелли человека, широкоплечего, с тяжелыми черными бровями, прорвало, словно он давно уже удерживался, чтобы не заговорить:
Никак нельзя, чтобы эта болезнь меня одолела… никак нельзя! У меня есть девушка, которая дожидается меня дома. Вот уже два года, как я ни к одной женщине пальцем не прикасался, все ради нее. Это уже даже против природы, чтобы парень так долго держался.
– Чего же ты не женился на ней перед отъездом? – спросил кто-то насмешливо.
– Да не захотела солдаткой сделаться. Я, говорит, уж лучше так подожду.
Несколько человек рассмеялись.
– Никак нельзя, чтобы я заболел и помер от этой болезни, после того как я сберег себя в чистоте для своей девушки… это будет несправедливо, – бормотал человек, обращаясь к Фюзелли.
Фюзелли представил себе, как он лежит на койке с распухшей шеей, а ноги и руки его все немеют и немеют.
Краснолицый человек на середине коридора заговорил:
– Стоит мне только подумать о том, как я нужен дома своим, сразу страх как рукой снимет. Сам не знаю почему. Просто не могу я сейчас платить по счету. Вот и все! – Он весело засмеялся.
Никто не присоединился к его смеху.
– А очень это заразно? – спросил Фюзелли своего соседа.
– Самая прилипчивая штука, какая только может быть, – мрачно ответил тот.
– Хуже всего то, – заговорил пронзительным истеричным голосом другой солдат, – что тебя выбросят на съедение акулам. Черти! Они не имеют права поступать так даже в военное время! Они не имеют права обращаться с христианином, будто это околевшая собака!
– Держи карман! Они имеют право делать все, что им, черт побери, заблагорассудится. Хотел бы я видеть, кто им помешает! – воскликнул краснолицый солдат.
– Если бы он был офицером, его бы не выбросили так! – раздался снова пронзительный истерический голос.
– Брось ты это, – сказал кто-то другой. – Охота из-за болтовни неприятности наживать.
– А как вы думаете, не опасно дожидаться здесь, около того места, где лежат эти больные? – прошептал Фюзелли соседу.
– Да уж само собой, что опасно, – уныло ответил тот. Фюзелли вздрогнул и стал пробираться к дверям.
– Пропустите-ка, ребята, меня сейчас рвать будет, – сказал он, думая про себя: «Черта с два! Скажу им, что было закрыто. Они и не подумают проверять».
Открывая дверь, Фюзелли представлял себе, как он подползает к своей койке: шея его пухнет, ладони горят от лихорадки, а руки и ноги коченеют, покуда все не изглаживается во мраке смерти. Рев ветра на палубе и плещущая пена отогнали все другие мысли.
Фюзелли вместе с другими солдатами потащил переливающийся через край бак с отбросами по лестнице, ведшей из столовой наверх. От бака несло прогорклым жиром и кофейной гущей; жирная жижа стекала по их пальцам, когда они, напрягаясь, поднимали его вверх. Они, шатаясь, добрались до перил и опорожнили бак в темноту. Плеск падающей массы затерялся в шуме волн и пенящейся воды, бежавшей вдоль бортов парохода, Фюзелли нагнулся над перилами и стал смотреть вниз на слабое фосфоресцирование. Это был единственный источник света в черной бездне. Он никогда прежде не видал такой тьмы. Он крепко уцепился обеими руками за перила, чувствуя себя затерянным, подавленным темнотой, воем ветра и шумом пенящейся воды, бежавшей за кормой. Он мог сменить это только на зловоние нижней палубы.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
