Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 30
— Это самое… Кажется, правой. Так ведь?
— Ну. Правой. Точно, — подтвердил долговязый.
— Хм, — вымолвила Сати. Глотнула вина. Глухо забилось сердце. — И что — действительно японец? Не какой-нибудь потомок иммигрантов?
— Точняк. Это ж видно с первого взгляда. Серфер из Японии. Примерно как мы, — сказал долговязый.
Сати некоторое время с силой покусывала губы. Затем сухо сказала:
— Однако странно. Городок небольшой. Появись в нем одноногий серфер-японец, так или иначе попался бы на глаза.
— Точно, — сказал крепыш, — наверняка бы заметили. Мы же понимаем, что все это странно. Но он действительно был. Однозначно. Мы оба четко его видели.
Долговязый продолжил:
— Вот вы, тетушка, часто сидите на пляже. Причем всегда на одном месте. Так вот, чуть в стороне от того места он и стоял на своей одной ноге. И наблюдал за нами. Как бы на ствол дерева опирался. Там, где столы для пикника, ну… в тени железных деревьев.
Сати опять глотнула вина, ничего не говоря.
— Только как он стоит на доске — на одной ноге? Не понимаю. Тут и на двоих-то непросто, — сказал крепыш.
С тех пор Сати каждый день ходила по длинному пляжу туда и обратно, с утра до вечера. Однако странная фигура ей ни разу не попалась. Она расспрашивала местных, не видели ли они одноногого серфера-японца, но все они странно на нее смотрели и качали головами. Одноногий серфер-японец? Нет, не встречали. Если б увидели, непременно бы запомнили. Такое сразу бы в глаза бросилось. Да только… как он стоит на доске — на одной ноге?
Накануне возвращения в Японию Сати собрала багаж и легла в постель. Шум волн перекрикивали гекконы. Когда Сати очнулась, подушка была мокра. Из глаз катились слезы. Сати плакала и думала: почему сын не попадается мне на глаза? Почему эти два бестолковых балбеса видели его, а я — нет? Разве это справедливо? Ей вспомнился труп сына в морге. Была бы в силах, она попыталась бы разбудить его, хорошенько потрясла бы за плечо. Чтобы громко спросить: «Слышишь, ты? Ну почему? Не кажется тебе, что это уже слишком?!»
Сати долго лежала, уткнувшись в намокшую подушку, чтобы не закричать. «Или у меня нет на это права?» Она не знала. Знала лишь одно: так или иначе, но она должна принимать этот остров. Как намекал ей тот полицейский из бывших японцев: «Я должен принимать все как есть. Справедливо или нет, существует на то право или не существует. В таком виде, как есть». Наутро Сати проснулась здоровой немолодой женщиной. И, погрузив чемодан на заднее сиденье «неона», уехала из бухты Ханалей.
Спустя где-то восемь месяцев после возвращения с Гавайев, она встретилась в Токио с крепышом. Пережидая дождь, она пила кофе в «Старбаксе» рядом со станцией метро «Роппонги», а тот сидел за соседним столиком. В выглаженной рубашке «Ральф Лорен» и новеньких твиловых брюках. С ним была невысокая девчушка с симпатичным личиком.
— О, тетушка! — Он радостно вскочил и подошел к столику Сати. — Вот так встреча! Не думал я, что в таком месте…
— Привет. Как здоровье? — спросила она. — Ты подстригся.
— Скоро институт оканчиваю, — сказал крепыш.
— Вот как? Выходит, даже ты на это способен?
— Ну, это… в общем, да. Хоть я и выгляжу так, но стараюсь держать себя в руках. — Он уселся на стул напротив.
— Серфинг забросил?
— Иногда по выходным. Но нужно устраиваться на работу, так что по-любому пора с этим кончать.
— А твой долговязый друг?
— У того все просто. Ему не надо о работе волноваться. У него папашка держит большую кондитерскую на Акасаке. Так и говорит: пойдешь по моим стопам — куплю «БМВ». Везет ему. А мне вот ничего такого не светит.
Она посмотрела в окно. Летний дождь окрасил асфальт в черное. На дороге была пробка, и таксисты нервно давили на клаксоны.
— А кто та девушка? Любовь?
— Да… то есть в настоящий момент — на пути развития, — почесывая голову, сказал крепыш.
— Симпатичная. Для тебя, пожалуй, даже слишком. Не боишься, что не даст?
Он невольно уставился в потолок.
— По-прежнему без стеснения говорите в лицо неприятные вещи? Хотя вы правы. Может, посоветуете чего? Ну, чтобы у нас с ней все было хорошо.
— Существует лишь три способа преуспеть с этой девочкой. Первое — молча слушать, как она щебечет. Второе — нахваливать ее одежду. Третье — кормить повкуснее. Просто, да? Если и это не поможет, о ней лучше забыть.
— Реально и понятно. Можно я запишу?
— Можно. А запомнить нельзя?
— Не, я как курица. Сделаю три шага — и все из головы вылетает. Поэтому все записываю. Говорят, Эйнштейн делал так же.
— Ах Эйнштейн…
— Проблема не в забывчивости, а в том, что я все забываю.
— Как угодно, — сказала Сати.
Крепыш вынул из кармана блокнот и аккуратно записал все, что она говорила.
— Спасибо за советы. Они всегда к месту.
— Хорошо, если получится.
— Буду стараться, — сказал крепыш и поднялся, но, подумав, протянул ей руку. — Вам тоже всего хорошего.
Сати пожала ему руку.
— Знаешь, хорошо, что вас в Ханалее не съели акулы.
— А что, там бывают акулы? Правда?
— Правда, — сказала Сати. — Бывают.
Каждый вечер Сати садится перед восьмьюдесятью восемью клавишами слоновьей кости и черного дерева и ее пальцы почти машинально бегают по ним. Все это время она не думает ни о чем другом. Сквозь ее сознание проходят только отголоски звуков. Входят сюда, выходят оттуда. А когда она не играет на пианино, то размышляет о трех неделях в Ханалее в конце осени. Думает о шуме прибоя, о шелесте листвы железных деревьев. Об уносимых тропическим ветром облаках, о парящих в небе альбатросах. А также о том, что должно ее там ждать.
Больше ей теперь думать не о чем.
Бухта Ханалей.
Где бы оно ни нашлось
— Мужниного отца три года назад задавило насмерть трамваем, — сказала та женщина. И сделала небольшую паузу.
Я ничего ей на это не сказал. Лишь пару раз кивнул слегка, глядя собеседнице прямо в глаза. А пока она молчала, проверил остроту дюжины карандашей на подставке. Как игрок в гольф подбирает клюшку, я осторожно выбрал один. Чтобы не был чересчур острым и в то же время — слишком тупым.
— Стыдно признаться, — продолжила она.
И на это я ничего не сказал. Только придвинул блокнот для заметок и, приноравливаясь к карандашу, записал на самом верху сегодняшнее число и ее имя.
— В Токио почти не осталось трамваев — теперь там одни автобусы. Но кое-где трамваи еще сохранились. Как историческое наследие. Именно такой и задавил свекра, — сказала она и беззвучно вздохнула. — Первого октября три года тому назад. Ночью лил сильный дождь.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 30
