Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Слова друга обожгли Энмеркара. Повернувшись на бок, он глядел на него и качал головой. Если бы можно было сказать секрет! У Магану появилась бы надежда… Энмеркар вздохнул:
– Но ты ведь убегаешь от Сна…
Магану перевернулся на живот и уставился в змеившуюся трещинками поверхность плиты.
– Убегаю. Хочется еще чуть-чуть продлить все это… То, что уже не вернешь…
Вязкой горечью повисли между ними эти слова и внутри Энмеркара что-то болезненно сжалось. Как в тот миг, когда качающаяся ветка предательски затрещала под ногами.
– Одно хорошо: в Дом Табличек могу не ходить и никто меня не заставит. – Магану попытался улыбнуться той же вымученной улыбкой, какую Энмеркар совсем недавно видел у отца.
Какое-то время они не разговаривали. Молча вдыхали сырой запах реки. Энмеркар поднялся и сел, поеживаясь, чтобы стряхнуть со спины налипшие песчинки. Водная кромка лениво колыхалась по краю нижней плиты, вылизывая потемневшую от влаги полосу. Было видно, как рыбы-дети осторожно подплывают к краю, с любопытством глядя на них.
На другом берегу две смотрительницы рыб, тихо разговаривая, бросали зерна на воду. Отливающие бронзой платья ниспадали до щиколоток, где блестели от капель воды. Третья смотрительница уже куда-то ушла. Нинли что-то сегодня не было, лишь ее подруги.
Энмеркару стало тягостно при воспоминании о сестре. Каким хорошим другом она была! Как здорово они играли в дваров! Как прятались в садах и раскрывали друг другу свои тайны… А теперь все ушло, и никогда больше этого не будет, как срезанный финик не вернется на опустевшую ветвь.
Камешек просвистел в воздухе и с бульканьем ударил по водной глади, распугивая рыб-детей.
– Почему они пришли так рано? – крикнул Магану, так что смотрительницы оглянулись на них с того берега. – Почему? Другие до пятнадцати и даже семнадцати не слышат Песню! Эх, если б я не пошел тогда в Дом Поднятия Головы! Если бы…
Магану тоже теперь сидел. Он тер глаза и со злостью смотрел на воду. Энмеркар молчал. Он не находил, что сказать. Конечно, друг и сам прекрасно знает, что говорит глупые, жалкие слова. Даже если бы он не пошел вчера в Дом Поднятия Головы, призыв настиг бы его в другом месте.
От призыва не уйдешь. Не обманешь, не выпросишь, не поторгуешься, не поменяешься ни с кем своим местом и сроком. Все – от сына раба, слепнущего в каменоломне, до изнеженного сына царя одинаково бессильны перед призывом. И перед испытанием, которое он возвещает и которое не несет добра.
– Может быть… – пробормотал Магану, – после этого будет… почти как раньше?..
Энмеркар чувствовал страх друга и потому не стал напоминать, что еще два захода Уту назад тот смеялся над Мелуххе и другими трусами-мальчишками из Дома Табличек, кто вел такие речи. Магану и сам помнил. Однако чувствовалось, что он ждет от друга ответа, каких-то слов поддержки, наверное… Но язык Энмеркара не мог повернуться на поддержку чудовищных, жалких глупостей, против которых продолжало, как и прежде, восставать все его существо. А спорить сейчас было бы слишком жестоко…
– Я не знаю, что на это сказать… – признался Энмеркар.
– Если не знаешь, что сказать – ничего и не говори, – раздраженно посоветовал Магану, уткнувшись лбом в согнутые коленки.
Энмеркар улегся на спину, глядя в распростертую переливчатую высь. Девушки-смотрительницы запели древнюю песню:
Скорбь, как воды речные,
устремляется долу,
как трава полевая,
вырастает тоска,
посреди океана,
на широком просторе
скорбь подобно одежде
покрывает живых;
прогоняет китов
в глубину океана,
в ней пылает огонь,
поражающий рыб…
Над больным человеком
в его сумрачном доме
протянула она
неуклонную сеть…
Магану резко встал, отряхиваясь от песчинок.
– Мне здесь наскучило, – сказал он. – Пойдем отсюда…
…И они ушли. Потом долго гуляли и расстались уже под вечер. Затем встретились на второй день, и на третий… Энмеркар передал от отца много бессонного снадобья, но Магану день ото дня становился все бледнее, все тоньше, все медлительнее в движениях и тяжелее в мыслях. То равнодушная замкнутость, то приступы ярости попеременно охватывали его. С ним становилось все труднее. Магану все меньше слушал и все больше говорил, а говоря, все чаще повторялся. В словах друга не было мысли, лишь страх и отчаяние. Энмеркар не знал, что отвечать на это, и потому просто пытался, как мог, поделиться с другом своей надеждой, своей верой, своей дружеской любовью.
Увы, на деле выходило обратное: Магану гораздо успешнее делился с ним своим унынием, заражая безысходной тоскою, отравляя сердце мутной, вязкой скорбью. Все плотнее сгущаясь, она вытесняла надежду, помрачала веру, притупляла любовь. Энмеркар смотрел на друга и все отчетливее понимал, что тот, парализованный ужасом, даже не станет бороться. Скоро он неминуемо заснет долгим, неспокойным сном, а когда наступит пробуждение, откроет уже чужие глаза, как Нинли, и Энмеркар навсегда потеряет друга, как год назад потерял сестру…
Но неожиданно светлым оказался вчерашний вечер. Они сидели на краю шестого яруса Дома Молчания, весело болтая ногами над пропастью, любуясь багровеющей у горизонта небесной пеленой, уплетая ячменные лепешки и со смехом, наперебой, вспоминали все их проказы и приключения, начиная с первого дня знакомства. Было легко и радостно. Энмеркар восторженно ловил и впитывал каждый миг этого вечера, предчувствуя, что эти ласковые прикосновения теплого восточного ветра, озорной прищур глаз друга, величественный рисунок предзакатного неба и рассыпчато-сладкий вкус лепешек, тающих на языке, он запомнит на всю жизнь. И возвращалась надежда, и зажигалась вера, и оживала любовь… Оставался всего один день до их прилета, который обязательно должен спасти Магану. Ведь только небывалое может избавить от неизбежного…
А сегодня в полдень Энмеркар нашел Магану уже спящим. В саду Дома Основания Неба, под старым, изогнутым деревом, на котором они два дня назад слушали музыку чужого мира. Энмеркар опустился на колени рядом с телом друга и попытался разбудить его. Кто-то, наверное, родители Магану, нашел его раньше: под него подложили шерстяное покрывало, а вторым, тонким, укрыли сверху. Обычай не одобрял переноса Спящего с того места, где он уснул. Энмеркар тряс и дергал Магану, толкал и пихал, щипал и зажимал нос. Тщетно. Как и тогда, с Нинли… Энмеркар не выдержал и теплые капли потекли по его щекам.
Он вскинул голову, шмыгнул носом и рывком вытер слезы. Глаза его сузились. Тихо, но четко, он произнес, глядя в воздух перед собой:
– Я вам отомщу. Не знаю как, но я добьюсь того, чтобы вы больше никогда никого не смели ловить вашими песнями и снами. Я разорву контакт. – Он знал, что его слышат, и чувствовал на себе холодные незримые взгляды. – Я сделаю это. Клянусь!
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
