Этим утром в Марроне застряла горечь, которую не смогли прогнать даже рассветная служба, состоявший из каши завтрак и угрюмая решимость на учениях. Спал он беспокойно и теперь чувствовал себя более обманутым, чем потрясённым, более убийцей, чем праведным воином. Сегодня трудно было все свалить на фанатизм фра Пиета, бросившего их в безумие убийства, — тяжесть содеянного перевешивала подобные оправдания.
Но Маррон, несмотря на эти мысли, делал то, что должен был делать. Он стоял рядом с Олдо и с остальными братьями и смотрел, как расходятся их соперники. Потом ушёл даже фра Пиет, и отряд остался без присмотра на несколько минут, пока исповедник шёл навстречу бородатому коротышке с длинным мечом на поясе. Это был человек, слава которого переросла хозяина, — магистр Рикард, главный мастер оружия Ордена и знаменитый фехтовальщик. Он прибыл в эту землю в свите герцога и вложил в освоение Чужеземья немало сил, сделав своего сюзерена королём страны, и пусть надежды Маррона рассыпались в пыль, отдающую горечью во рту и в горле, но всё же под началом этого человека он будет драться изо всех своих сил.
Магистр Рикард пожал руку фра Пиета и заговорил с ним как с равным, чем несказанно удивил Маррона, и они вдвоём медленно направились к отряду, наклонившись друг к другу и негромко разговаривая. За ними шли шестеро юношей в чёрных плащах, но рясы под плащами были белые.
— Кто это? — тихо спросил Маррон, воспользовавшись моментом.
— Рыцари-искупители, — ответил сзади ворчливый голос. — Из какой ты деревни явился?
«Уж тебя бы в этой деревне поучили!»
Впрочем, это следовало бы знать и самому. Рыцари-искупители были сыновьями знати. Они не посвящали всю свою жизнь и имущество Господу, однако давали клятву провести год, два или пять на службе Ордену. В Элесси это считалось долгом, в других же провинциях Чужеземья, как слышал Маррон, было скорее модой, но чёрный значок прошедшего службу в Ордене ценился очень высоко и молодой человек, не обладающий им, считался слегка ущербным. А в некоторых фамилиях год службы был ритуалом посвящения, после которого юноша считался мужчиной.
Что бы ни приводило этих людей в Орден, их сопровождали — как Маррону рассказывали — пажи и оруженосцы, они ели и спали отдельно, ходили или не ходили на службы по собственному желанию. И одевались они иначе — как Маррон теперь видел сам. Есть рыцари, и есть братья, это Маррону было сказано, они мало друг с другом соприкасаются; и Маррон уже знал, кого он ставит выше.
Он понял это вдвое яснее, когда шестеро рыцарей встали в углу и сбросили плащи. Они поглядывали на отряд, разговаривали и ухмылялись, улыбаясь лишь с лёгким оттенком презрения — большего не стоят эти шуты-братья, говорил весь их вид.
Маррон ощущал такое же презрение и надеялся, что рыцари это заметят. Да, под плащами они носили белые одежды; да, у них были мечи и блестящие кольчуги. Кольчуги! Он слышал, будто рыцари-искупители идут в бой в доспехах подобно рыцарям светским, но никогда не давал этим слухам веры. А ведь сейчас не ожидалось ничего, кроме боя на деревянных мечах, — так зачем же им кольчуги? Разве что они хотят показать, как они сильны и как безразличны к жаре и весу надетой брони?
Братья вокруг зашептались, вторя мыслям Маррона:
— Кольчуги! У них что, никакой чести нет? Они вообще верят в Господа? Устав запрещает нам…
— Нам, — произнёс за их спинами суровый голос, — но не таким, как они. У них свои обеты, у нас — свои.
Братья разинули рты и дружно замолкли. Увлёкшись спором, они совсем позабыли о фра Пиете. Как ни странно, ни в голосе, ни во взгляде, который они осмелились встретить, не было осуждения, хотя братья явно провинились, разговаривая без paзpeшения. Неужели, подумал Маррон, пропасть между братьями и рыцарями так глубока, что фра Пиет в этом заодно со своими подчинёнными?
Но не это было важно: они не получили выговора, а значит, не будет и наказания. Этого достаточно. Взмахнув рукой, фра Пиет привлёк внимание отряда к магистру Рикарду; тот стоял в лучах солнца, а его тень лежала под ногами, словно брошенный в пыль плащ.
— Братья! — начал он, и его голос прозвучал словно надбитый колокол — громко и чуть надтреснуто. — Подобно всем нам, вы прибыли, чтобы служить Господу послушанием, молитвой и мечом. Что касается последнего, то это моя задача — научить вас обращаться с оружием. Я следил за вашим учением из окна. Многие из вас держат меч как мотыгу! — Упрёк заставил нескольких братьев стыдливо заулыбаться и зачертить носками сапог в пыли. — Надеюсь, мы сможем научить вас управляться с ним получше. Есть среди вас и такие, которые кое-что умеют. Ты, ты и ты…
Его палец указал на шестерых братьев, среди которых оказался и Маррон. Олдо не попал в число отмеченных, что было вполне справедливо, — сколько лет ни бился учившийся у дяди Маррон, он так и не смог научить друга чему-либо большему, чем с трудом управляться с мечом. А вот со стрельбой из лука всё обстояло иначе: Олдо мог подбить дрозда на лету, а Маррон мазал даже по курице.
— Шаг вперёд. Посмотрим, что вы умеете.
Так вот зачем здесь рыцари, понял наконец Маррон. Их шесть и нас шесть. Сыновья дворян против сыновей фермеров, земледельцев, крестьян — нет, честного боя не выйдет, хотя магистр Рикард выбрал действительно лучших фехтовальщиков отряда. Известно ведь, что дворяне учатся фехтовать раньше, чем читать.
И всё же Маррон был твёрдо намерен сделать все для спасения репутации отряда и чести дяди и отца, которого юноша никогда не знал и чьё имя носил, — тот погиб в Чужеземье за то же дело, за которое собирался сражаться сын. Рыцари встали полукругом, и Маррон оказался напротив молодого человека лет на пять старше себя, темноволосого и такого же худощавого, только на ладонь повыше.
Парень наверняка может сделать глубокий выпад — впрочем, кольчуга замедлит его движения. Маррон встал в позицию, но противник засмеялся.
— Полегче, мальчик, вначале давай представимся, — произнёс он с насмешливым поклоном. — Моё имя Антон д'Эскриве.
— Сьер Антон. — Глубокий поклон, глубже, чем поклонился противник; хвала Господу, Маррон сумел вспомнить надлежащее обращение. — Меня зовут Маррон.
— Ну что ж, фра Маррон, начнём?
Рыцарь достал меч — настоящий меч, а не деревянную палку. Судя по тому, как на гранях меча играло солнце, клинок был острее бритвы. Маррон не сумел скрыть мгновенного колебания, что заставило сьера Антона рассмеяться ещё раз.
— Не бойся, мальчик — прошу прощения, брат мальчик. Я тебя не уколю, ну, или уколю несильно. Стану я рисковать, когда на нас смотрит Рикард! Я буду бить плашмя.
«Сначала достань меня», — угрюмо подумал Маррон, сжимая зубы и вновь становясь в позицию. Его глаза мгновенно вспомнили науку, и он впился взглядом в острие меча и в плечо рыцаря. Кроме того, он следил и за запястьем бойца, полускрытым фехтовальной перчаткой.
Вокруг слышались удары стали о дерево, тяжёлое дыхание, хрип и скрип сапог на присыпанном песком камне. Маррон собрался, изгнал из сознания эти звуки, перестал обращать внимание на едва заметные краем глаза движения, чуть пригнулся и пошёл в атаку.
