Начав есть, он заметил, что далеко не так голоден, как ему казалось. Видимо, он все-таки боялся смерти. Этот факт его самого немного удивил.
– Ты имеешь функции в управлении этим кораблем? – спросила машина.
– Нет, – сказал Херрон и усилием воли заставил себя проглотить кусочек. – Я в кнопках всегда плохо разбирался.
Его беспокоило одно непонятное происшествие, имевшее место за несколько минут до абордажа. Когда стало ясно, что им не уйти, капитан Ганус, примчавшись из рубки, схватил Херрона за плечо и в страшной спешке куда-то потащил.
– Херрон, если мы не уйдем... Видите? – Капитан открыл небольшой люк в стене кормового отсека. Внутри было что-то вроде туннеля с мягкими стенами.
– Стандартная шлюпка не прорвется, но эта – возможно. – Вы подождете помощника, капитан, или покинете нас прямо сейчас? – Херрон весело захохотал. – Не тратьте зря силы.
– Идиот! Могу ли я вам доверять? – Ганус метнулся в туннель, его пальцы плясали по пульту управления шлюпкой. Он вылез обратно и уставился на Херрона пылающими глазами безумца. – Смотрите, вот это активатор. Я настроил автопилот, и теперь шлюпка сама выйдет в сектор главных коммерческих линий. Автоматически включится сигнал бедствия. Почти сто процентов, что ее подберут. Нужно нажать только вот эту кнопку...
В этот миг с ураганным ревом началась атака абордажной команды с берсеркера. Свет только на несколько секунд погас, и отключилась гравитация. Потом толчок швырнул Пирса Херрона на пол, где он остался лежать, широко раскрыв рот, не в состоянии вздохнуть. Капитан с трудом поднялся, захлопнул люк и поспешил в рубку управления.
– Почему ты здесь? – спросила машина. Херрон выронил вилку, на которую внимательно смотрел. Он ответил без колебаний:
– Знаешь, что такое Бюро Культуры? Это компания тупиц, отвечающая за искусство на Земле. Некоторые из этих дураков – как и многие другие – почему-то считают меня большим художником. Они меня боготворят. И когда я захотел покинуть Землю на этом корабле, они все это устроили. Я улетел, потому что с Земли вывозится все стоящее. Изрядная доля ценностей сейчас на борту этого корабля. Что остается на планете? Только лишь гнездо жадных, грязных животных, жрущих, множащихся, дерущихся...
– Почему ты не пытался сопротивляться или спрятаться?
Когда команда с берсеркера пробила воздушный шлюз, Херрон был поглощен установкой мольберта в выставочном павильоне и лишь бросил косой взгляд на промаршировавших мимо незваных гостей. Один из механизмов, тот, через чье посредство с ним беседовал берсеркер, остановился рядом, уставив на него линзы объективов, а остальные направились в отсек экипажа.
– Херрон! – ожил интерком. – Херрон, попытайся... Прошу тебя! Ты знаешь, что делать!
Стук, лязг, проклятия и выстрелы.
Капитан, я должен что-то сделать? Да, конечно. Быстрая смена событий, угроза немедленной смерти – все это возбудило в нем некоторый интерес. Он посмотрел на неподвижного стражника. Металл был покрыт изморозью, влага конденсировалась на его закаленном межзвездным морозом корпусе. Потом отвернулся к мольберту и начал рисовать берсеркера, стараясь передать все, что он сейчас испытывал в себе. Смертоносную непоколебимую бесчувственность объективов, не выпускающих из виду спину Херрона. Ощущение было даже в какой-то степени приятным, вроде холодного весеннего солнца.
– Что есть добро? – спросила машина у Херрона, пока тот пытался утолить голод, которого уже совершенно не испытывал.
Херрон фыркнул:
– Сам расскажи.
Машина поняла его буквально.
– Служить тому, что люди называют "смертью", есть добро. Уничтожать жизнь – добро.
Херрон вставил почти полную тарелку в гнездо мусоропровода.
– Ты почти прав. Жизнь бесполезна, не стоит и гроша. Но если бы ты был прав абсолютно, зачем такой энтузиазм по отношению к смерти.
Теперь его изумляли не только исчезновение аппетита, но и собственные мысли.
– Я абсолютно прав, – сказал берсеркер. Несколько секунд Херрон стоял неподвижно, как будто размышляя, хотя в голове была космическая пустота.
– Нет, – сказал он. И замер, ожидая карающего удара.
– В чем я ошибаюсь?
– Я сейчас покажу.
Он покинул камбуз. Ладони вспотели, а во рту стало сухо, как в сердце пустыни. Почему этот чертов берсеркер не может прикончить его на месте и не валять комедию?
Полотна стояли рядами, стеллаж над стеллажом. На корабле места было мало, поэтому стеллажи имели особую конструкцию. Херрон нашел нужную секцию и выдвинул ящик. Хранившийся внутри портрет развернулся вертикально, зажглась подсветка. Специальная система возрождала все богатство красок, скрытое под прозрачным слоем статпокрытия.
– Вот где ты ошибаешься, – сказал Херрон. Сканер робота изучал портрет секунд пятнадцать.
– Поясни, что ты мне показываешь?
– Склоняю голову! – воскликнул Херрон. – Ты признаешь собственное невежество. И даже задаешь вразумительный вопрос, хотя и несколько широкий. Сначала скажи, что ты видишь.
– Вижу изображение жизнеединицы, третья пространственная компонента незначительная, изображение двумерное. Изображение запечатано между прозрачными защитными покрытиями, прозрачными для электромагнитных волн, видимых глазами человеков. Изображена человеческая жизнеединица, мужского пола, молодая, в хорошем физическом состоянии, судя по внешнему виду. В руке молодой мужчина держит часть своего костюма...
– Это молодой человек с перчаткой, – перебил Херрон, которому надоела мрачная игра. – Картина называется "Юноша с перчаткой". Твое мнение о ней?
Пауза в двадцать секунд.
– Это попытка восславить жизнь, показать, что жизнь есть добро?
Херрон, смотревший на тысячелетний шедевр Тициана, не слушал машину. Он думал о собственных работах с горечью и безнадежностью.
– Теперь ты скажи мне, что это означает, – равнодушно приказала машина.
Ничего не ответив, Херрон отошел, оставив ящик открытым. Робот шагал рядом.
– Ответь на мой вопрос или я накажу тебя.
– Если тебе нужно время, чтобы подумать, мне оно тем более необходимо.
Но при упоминании наказания внутри у Херрона все сжалось. Неужели боль значит больше, чем смерть? Херрон всегда презирал желудок.
Ноги принесли его к мольберту. Глядя на негармоничные, болезненно-рваные линии, которые всего какие-то минуты назад так ему нравились, он почувствовал отвращение ко всему, что создал за последние годы.
– Что здесь изображено? – спросил берсеркер. Херрон раздраженно вытирал забытую кисть.
– Я пытался проникнуть в твою сущность, передать ее с помощью полотна и красок, как на изображении, которое ты только что видел. – Он показал в сторону хранилища. – Мои попытки провалились. Так бывает у большинства художников.
