— Госпожа Ширакава, — наконец проговорил господин Ногучи, — пожалуйста, сядьте.
Поднявшись, Каэдэ почувствовала на себе взгляды всех мужчин, находившихся в комнате. В воздухе повисло непонятное ей напряжение.
— Кузина, — сказал господин с ноткой удивления в голосе, — надеюсь, вы хорошо поживаете.
— Да, благодаря вашей заботе, — вежливо ответила девушка, хоть эти слова и жгли ей язык, словно яд.
Каэдэ ощущала свою уязвимость: единственная девушка, почти ребенок, в окружении могучих жестоких мужчин. Она взглянула на Ногучи: в его лице не было ни ума, ни силы.
— Этим утром произошел неприятный случай, — сказал господин Ногучи. В комнате послышался ропот. — Мне рассказал о нем Араи, теперь я хочу послушать вас.
Каэдэ коснулась лбом пола, движения ее стали замедленны, а мысли понеслись вперед с неистовой скоростью. Судьба Араи в ее руках. Господин Ногучи не назвал его капитаном, как положено. Он не упомянул никакого титула, а это знак неуважения. Неужели Ногучи питает сомнения касательно его преданности? Известно ли ему, что произошло на самом деле? Вдруг один из стражников выдал Араи? Если она защитит его, не попадет ли в сети, расставленные для них обоих?
Но Араи — единственный человек в замке, который хорошо к ней относится. Она не предаст его. Каэдэ поднялась и уверенно заговорила.
— Я поднялась в комнату стражников и передала господину Араи, что его ожидают в конюшне. Затем я спустилась по лестнице, и стражник у ворот без повода остановил меня. Когда я решила пойти дальше, он схватил меня за руку. — Каэдэ приподняла рукава, обнажив проступившие синяки — красно-бордовые отпечатки мужских пальцев на белой коже, — Я закричала. Господин Араи услышал мой голос, вернулся и защитил меня. Я в долгу перед ним и моим повелителем за оказанную заботу, — закончила девушка, опустив голову.
— Ух! — недовольно вздохнул господин Ногучи.
Последовало длительное молчание. В послеобеденной жаре гудели насекомые. На бровях неподвижно сидящих мужчин блестел пот. Каэдэ вдыхала их зловонный животный запах и чувствовала, как меж ее грудей проступают капельки пота. Девушка осознавала всю полноту нависшей над ней опасности. Если один из стражников рассказал об оставленном кинжале, о том, как девушка забрала его и спустилась с ним по лестнице… Каэдэ выбросила эти мысли из головы, испугавшись, что их смогут прочесть столь пристально изучающие ее мужчины.
Наконец господин Ногучи заговорил.
— И как вам лошадка, капитан Араи? — спросил он беспечно.
Араи поднял голову.
— Совсем юная, но выглядит превосходно, — прозвучал его безупречно спокойный голос. — Хорошей породы, ее будет легко приручить.
Все засмеялись. Каэдэ поняла, что напряжение спало, и порозовела.
— У вас много талантов, капитан, — сказал Ногучи. — Мне будет очень жаль лишить себя удовольствия восхищаться ими, но мне кажется, что вашему имению, а также жене и сыну понадобится ваше внимание на некоторое время, год или два…
— Повинуюсь, господин Ногучи, — сухо поклонился Араи.
Какой же дурак этот Ногучи, подумала Каэдэ. Я бы оставила Араи под своим присмотром, иначе, не пройдет и года, как он поднимет восстание. Скорее всего, Ногучи задумал убить Араи в пути, и я больше никогда его не увижу.
Когда Араи удалился, атмосфера немного разрядилась. Господин Ногучи позволил воинам расслабиться. Служанка, которая привела Каэдэ из замка, принесла чай. Она обслужила каждого мужчину и собиралась уходить, когда господин Ногучи прикрикнул на нее. Девушка поклонилась, засуетилась и поставила чашку перед Каэдэ.
Каэдэ выпрямилась и стала пить, не поднимая взгляда. В горле так пересохло, что было трудно глотать. Наказанием Араи стала ссылка, а что ждет ее?
— Госпожа Ширакава, вы провели у нас много лет. Вы были частью нашего домашнего круга.
— Это честь для меня, — ответила Каэдэ.
— Боюсь, мы не можем более разделять это удовольствие. Я потерял из-за вас двух людей и поэтому не могу позволить вам остаться.
Он отправит меня домой! В сердце девушки забрезжила надежда, которой не суждено было сбыться.
— Вы, очевидно, достигли брачного возраста, и я думаю, чем раньше вы выйдете замуж, тем лучше. Мы подберем вам достойного жениха, оповестим ваших родственников, а пока вы поживете с моей женой.
Каэдэ поклонилась, успев заметить, как господин Ногучи переглянулся с одним из пожилых мужчин. Значит, за него, подумала Каэдэ, или за ему подобного: старого, жестокого развратника. Ей стало противно. Даже забота, которой ее окружат в доме Ногучи, не могла утешить девушку.
Юнко проводила ее обратно в комнату, а затем в купальню. Вечер застал Каэдэ онемевшей от усталости. Юнко вымыла ей руки и ноги, потерла спину рисовыми отрубями.
— Завтра помою голову, — пообещала она. — У вас слишком длинные и густые волосы, и они не высохнут до сна. Вы можете простудиться.
— И умереть, — добавила Каэдэ. — Это будет лучший выход.
— Никогда не говорите так, — упрекнула девушку Юнко, сажая ее в ванну с горячей водой. — Вас ждет прекрасная жизнь. Вы такая красивая! Выйдете замуж, родите детей.
Она наклонилась к уху Каэдэ и прошептала:
— Капитан благодарит вас за сдержанное обещание. Я дала ему слово позаботиться о вас.
Что может женщина сделать в мире, принадлежащим мужчинам? — подумала Каэдэ. Как нам защититься? В состоянии ли она позаботиться обо мне?
Девушка вспомнила свое отражение в зеркале, и ей захотелось снова взглянуть на себя.
Цапля прилетала в сад каждый вечер, серым призраком парила над стеной, невероятно сгибалась и стояла по самые перья в пруду недвижимо, как статуя. Красные и золотые карпы, которыми потчевали господина Отори, были для нее слишком крупными. Цапля надолго замирала, пока какая-нибудь злополучная тварь не забывала о ее присутствии. Тогда цапля ударяла клювом быстрее молнии и с маленькой извивающейся рыбкой взлетала. Первые удары крыльев были громкими, как неожиданный щелчок раскрывшегося веера, но потом птица удалялась также беззвучно, как прилетала.
Дни были еще жаркими, наполненными томной осенней духотой, конца которой ждешь с нетерпением, одновременно цепляясь за последнее тепло, зная, что невыносимый зной в этом году доживает последние деньки.
В доме Отори я провел месяц. В Хаги собрали урожай риса, солома сушилась на полях и на досках вокруг крестьянских домов. Отцветали красные осенние лилии. Хурма на деревьях покрылась позолотой, а листья стали хрупкими. Колючие раковины каштанов валялись вдоль улочек и аллей, выплевывая свой лощеный плод. Всходила и заходила осенняя полная луна. Шийо клала каштаны, мандарины и рисовые пироги в часовню в саду, и я подумал, делает ли кто-нибудь то же самое в моей деревне.
Служанки собирали поздние дикие цветы, кустовой клевер, полевую гвоздику и осенний хмель, ставили их в ведра рядом с кухней и туалетом, чтобы их аромат заглушил запахи еды и испражнений — низменных проявлений основного цикла человеческой жизни.
