Глава 6
Был поздний вечер, когда Леодан Акаран услышал шаги в своих покоях. Он даже не поднял взгляда. Король и без того знал, кто к нему явился. Твердая походка канцлера имела свой собственный, особый ритм. Леодан полагал, что виной тому легкая хромота в правой ноге Таддеуса. Незадолго до его прихода слуга как раз зажег для короля трубку с мистом и неслышно исчез. Острый запах наркотика был сейчас единственной вещью, которая имела значение для Леодана. Призрак вцепился ему в затылок и провисел так весь день. Голод… Он виделся королю похожим на летучую мышь. Тварь прилипла к голове; ее острые когти — тонкие словно изогнутые игры, проткнули кожу и нашли точку опоры, ухватившись за череп. Тварь появилась утром, во время совета; она оставила его на час, который король провел вместе с Коринн, затем снова вернулась. Когти, ставшие еще более острыми, не отпускали весь вечер. Они покалывали Леодана во время ужина и больно скребли по черепу, пока он укладывал в постель Дариэла.
Дариэл попросил рассказать историю, и Леодан скривился. Недовольная гримаса на его лице возникла всего лишь на миг, а в следующую секунду король уже пожалел об этом. Мальчик ничего не заметил, но это напомнило Леодану о злых мыслях, от которых он не мог избавиться даже в компании детей. В таких случаях Леодана всегда охватывал жгучий стыд. Где бы он был без своих ребятишек? Без Мэны, которой до сих пор (быть может, у него осталось лишь несколько драгоценных месяцев) нравилось слушать его истории. Без Дариэла, свято уверенного, что папа знает все-все на свете… Без них Леодан был бы пустой раковиной. Позор на его голову, если он допустит, чтобы хоть минута, проведенная с ними, прошла в раздорах. Он рассказал Дариэлу историю, а потом еще несколько секунд стоял перед дверью сына, слушая его ровное дыхание и укоряя себя за слабость.
Все это было немного ранее. Теперь мукам Леодана пришел конец. Трубка лежала перед ним на низком столике — замысловатая вещица, составленная из продолговатых стеклянных сосудов, полостей с водой и кожаных шлангов. Один из них король держал сейчас за кончик двумя пальцами. Он положил его в рот, слегка сжав зубами, и осторожно вдохнул. Затем, распробовав горьковатую, гнилостную сладость миста, втянул его в горло. Трубка клокотала и шипела. Леодан наклонился вперед и прикрыл глаза. Он знал, что канцлер стоит рядом, но не обращал на него внимания. Это не имело значения. Здесь не было ничего, что Таддеус не видел бы раньше.
Наконец Леодан откинулся на подушки дивана и неторопливо выдохнул струйку зеленоватого дыма. Тварь у него на затылке один за другим вынимала свои когти. Она поблекла и растворилась, унеся с собой тяжесть, которая целый день давила на голову, словно гранитный колпак. Окружающий мир казался нечетким и размытым. Колючки исчезли без следа. Теперь Леодан ощущал тихое спокойствие и теплое чувство единства с миллионами людей по всей империи, связанными с ним тем же самым наркотиком. Крестьяне и кузнецы, городские стражники и мусорщики, рудокопы и работорговцы — здесь все они были одинаковы, и все были равны.
Король открыл мутные глаза, покрытые сеткой красноватых сосудов.
— Какие новости, канцлер?
Таддеус сел на ближайший диван, закинув ногу на ногу. В руке канцлер держал бокал портвейна, зажав его между большим и указательным пальцами. Некоторое время Леодан тупо смотрел на бокал, завороженный движением жидкости в нем — медленно вращавшейся оттого, что Таддеус слегка взболтал портвейн. Он рассеянно слушал доклад канцлера о подготовке к приему ошенийской делегации. Хотелось бы, говорил Таддеус, произвести впечатление на иноземцев, показав им силу и богатство; но вместе с тем и выказать дружеские намерения. Впрочем, не переборщив. Коль скоро ошенийцы подтвердят, что признают гегемонию Акации, мы сможем ответить согласием на их просьбу. Если такова будет королевская воля.
Леодан кивнул. Лично он не имел ничего против. Однако уже несколько раз Ошения вступала в альянс с Акацийской империй и затем расторгала все договоренности при малейшем несогласии между ними. Если имеющиеся у него сведения о молодом принце Игалдане соответствуют действительности, то теперь дело должно пойти на лад; но было еще несколько аспектов подобного союза, о которых не хотелось думать. Король сменил тему, однако неприятные вопросы в его голове никуда не исчезли.
— Недавно Мэна расспрашивала о Воздаянии.
— И что ты сказал?
— Ничего. Зачем девочке знать, что в ее жилах течет кровь убийц? Это было давно, и мы изменились.
— Ты прав, это было давно, — задумчиво откликнулся Таддеус. — Двадцать два поколения… Разве ребенок сумеет осознать такие масштабы?
Король, между тем, вспомнил, что когда Мэна задала этот вопрос, он увидел в глазах дочери странное выражение. Казалось, она не готова безоговорочно принять на веру его слова. Что ж, очень мудро с ее стороны. Ведь он лгал ей — от первого и до последнего слова. Воздаяние давно не имеет никакого значения для нашей жизни?.. Вопиющая ложь, произнесенная с непоколебимой уверенностью. Сколько пройдет времени, прежде чем он лишится возможности держать все втайне? Ведь не одна только Мэна задавала вопросы. Все чаще Леодан видел неуверенность и недоверие в глазах Аливера… Рано или поздно плотина рухнет…
Канцлер, меж тем, продолжал доклад:
— Совещательная комиссия созывает наместников, чтобы договориться о совместных действиях на случай, если рудокопы Прайоса сплотятся против…
— Я должен этим заниматься? Терпеть не могу рудники.
— Ладно. Пусть наместники разбираются сами. Впрочем, есть один вопрос, который они не сумеют утрясти без нашей помощи. — Таддеус пожевал губами и дождался, когда король поднимет на него взгляд. — Представители Лиги желают знать, действительно ли вы готовы отказать Лотан-Аклун в их требовании повышения Квоты.
Этих слов было более чем достаточно, чтобы выдернуть Леодана из сонного умиротворения. Лотан-Аклун и договор под названием «Квота»… Грязное дело, омерзительное тайное соглашение империи Акаранов… Леодан вдохнул дым. В глубине души он очень хотел, чтобы комиссия разобралась и с этим делом. По правде сказать, совет представителей провинций, заседавший в Алесии, решал очень много вопросов, связанных с экономикой Акации. Однако Тинадин — один из первых королей, бывший во многих смыслах главным строителем империи Акаранов, — написал пункты Квоты просто и ясно. Контроль, власть, ответственность — все ложилось на плечи монарха. Секрет был известен многим, но в полной мере владел информацией только он один. Вопросы о Квоте решались во дворце. Для нее существовала отдельная статья бюджета, и никакие иные власть имущие, кроме самого короля, не имели к ней касательства. Об этом не говорилось вслух — кроме как в очень узких кругах. А само дело крутилось далеко отсюда, и даже король не мог видеть всех колесиков механизма. Сколь бы пытливо ни изучал Леодан древние тексты, подробности распределения ресурсов оставались для него темным лесом. Общий смысл, впрочем, был понятен.
Тинадин унаследовал трон, завоеванный его отцом, и пережил своих братьев. А затем обнаружил, что ему грозит война на несколько фронтов. В истории эти сражения сохранились под наименованием Войн Распределения. То были смутные, беспокойные времена. Хаучмейниш из Мейна, бывший союзник Тинадина, стал его врагом. Более не доверял он и некогда преданным магам — сантот. Мятежи в провинциях вспыхивали один за другим — как пожары на акацийских холмах в летний зной. Его собственное восприятие мира было искажено и пугало Тинадина. Он жил, зная, что любое слово, сорвавшееся с губ, может изменить ткань мироздания. Тинадин тоже был сантот — сильнейшим среди них, но бесконтрольная магия стала пыткой для короля. И самой тяжелой его ношей.
