Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Капельки слюны, которой она брызгала, долетали аж до Василия.
– Ничё… – сумрачно ответил Василий. – А чё?
– Чё-ничё! – передразнила начальница. – Ершиком своим сраным трубу под раковиной перемазал, вот чё! Хозяйку обматерил, вот чё! Да еще деньги клянчил, вот чё! Она звонит, истерику тут устраивает, дура, как будто мне больше делать нечего! Урод, урод… В общем, пеняй на себя, Рыбаков! Я больше терпеть не буду, серьезно тебе говорю! Палвикчу после обеда все доложу! Иди! Жди! Да не на детской площадке, идиот, ты ж распугал всех! За угол зайди, там стой! У, ё-моё…
Общий смысл сказанного Василий понял. А еще уловил слово «обед». И пришла следующая картинка: он, после обеда, выгуливает Джека. Это из прошлого, точно: Джек теперь его боится, да не как раньше. До судорог боится, в угол забивается, скулит, лапы у него подкашиваются. Прямо как у Василия – новая картинка, – когда его на Божье озеро зачем-то понесло, хотя Феофилакт и предупреждал, чтобы ни ногой. А понесло. Когда-то давно купался там, загорал, байки слушал про церковь, в незапамятные времена в землю провалившуюся на этом самом месте, где теперь озеро, – ничего. А тут до берега дойти не сумел – ноги держать отказались, дорога дыбом встала… Еле обратно добрался…
Вот так и Джек. Не выгуляешь его…
Ну, все равно – обед. Жрать-то Василию без надобности, только порядок так и так должен быть. Обед для рабочего человека дело нужное. Может, все-таки попадется из соседей кто, сходит Василий тогда к Люське в магазин. Жажда-то – мучит…
…Никто не попался. Василий посидел часок-другой, а может, и третий, на лавочке у своего подъезда, потом снова потащился к ДЭЗу. Заглянул в диспетчерскую.
– А, Рыбаков! – сказала диспетчер Тамара. – Труба твое дело, Рыбаков. Там в семнадцатом муфту сорвало, где ты вчера делал. А тебя еще и нету нигде. Иди к Алле Валентиновне. Ух, злая она! – И повторила: – Труба тебе.
– Явился, чудо? – зловеще прошипела начальница. – Ну-ка, быстро к Палвикчу!
И понеслась впереди.
– Вот он, Палвикч, герой дня!
– Ты что же творишь, а, Рыбаков? – негромко произнес директор, мощный густоусый дядька.
– Чё? – без выражения спросил Василий.
– Вот, – закричала Алла Валентиновна, – он так всегда! Издевается прямо! И над вами, Палвикч, тоже издевается! Да гнать его в три шеи!
– Спокойно, Алла, спокойно, – сказал Павел Викторович. – Скажи-ка лучше, у него выговоры-то есть?
– А как же! Два! Один за прогул, другой за пьянку!
– Ага… Заменить вот только – кем?
– Да Палвикч! Да он же что есть, что нет его! Вы же видите! Мало того, что дерьмом у людей все перемазал, мало, что трубу повредил, так еще и нету его, когда нужен!
– Да, кстати, Рыбаков, – директор заинтересованно уставился на Василия, – ты что там ершиком-то делал?
– Это… – сказал Василий. – Муфта не лезла… Стена мешала… Ершиком трубу поддел…
– Ясно, – проговорил Павел Викторович. – Поддел, от стены отжал, муфту насадил, да заодно и перекосил все. Вот ее и сорвало. Мудак ты, Рыбаков, редкий. Да еще измазал все. И нахамил. Давай, Алла, готовь приказ. Две недели только пускай отработает. Не спорить! – прикрикнул он.
– Тогда и меня увольняйте! – истерически выкрикнула Алла Валентиновна. – Не могу я с ним! Вы его хоть понюхайте! Как из выгребной ямы разит! А напьется, так вообще! Понюхайте, понюхайте!
– Еще чего, – поморщился директор. – Буду я слесарей нюхать… Да и насморк у меня. Слушай, Рыбаков, я тебя либо по статье уволю, либо если завтра же уйдешь, то по собственному желанию, черт с тобой. Как?
– Чё? – спросил Василий.
– Мать твою… Короче, садись, – он с сомнением посмотрел на штаны Василия, – ладно, садись, заявление пиши. На мое имя. Прошу уволить меня по собственному желанию с такого-то числа. С завтрашнего. Понял? О господи! Алл, напиши ты за него, пусть распишется только. Слушай, а кого вот только на участок его кинуть, а?
– А знаете, Палвикч, – сказала Алла Валентиновна, – у меня в подъезде, этажом ниже, семья живет, так у них мальчишка как раз из армии вернулся. А до армии как раз ПТУ окончил, слесарь по специальности. Мать его пристроить мечтает, а то болтается с дружками-то, попивает… Давайте его!
– Молодой специалист… – скептически протянул директор. Потом вздохнул. – Ну, давай, веди завтра. Что, Рыбаков, расписался? Давай сюда. Подписываю. Алла, в кадрах там проследи все и в бухгалтерии. Все, Рыбаков, бывай. Инструмент сдать не забудь. Да не мне на стол, дубина! В диспетчерскую, что ли, положи.
На выходе начальница уже спокойно сказала Василию:
– Утром за расчетом зайдешь. Прямо в бухгалтерию иди, потом в кадры. Будь здоров.
Василий не спеша добрался до своего подъезда, уселся в обычной позе. Вечерело. Мимо, переваливаясь на опухших ногах, прошла жена, что-то сказала – Василий промолчал, и ничто не шевельнулось ни в его душе, ни в штанах. По правде говоря, в штанах-то у него уж много лет ничего не шевелилось.
Потом появился сын с Джеком на поводке. Оба покосились на Василия, причем Джек прижался к ноге сына, и заторопились. Пересекли дорогу, сын отстегнул поводок, сказал: «Гулять!», Джек помчался по пустырю, скрылся из вида. Василию стало немного грустно. Сын-то ладно, а вот Джек…
Несколько раз Василий заставлял себя напрягаться – это когда из соседей кто-нибудь рядом оказывался. Стрельнуть закурить пару раз удалось, а вот двадцать четыре рубля никто так и не дал.
Ну и ладно. Возникла картинка: он получает в ДЭЗе деньги – начальница вроде сказала получить – и все-таки идет к Люське. Вот и хорошо.
Ближе к вечеру Стеклянный Вова с работы своей вернулся. Занял прежнее место, вытащил пиво из портфеля, быстро остекленел.
Так и сидели.
Когда стемнело, Вова отправился домой – ни слова за весь вечер не проронил, – а Василий побрел к своему пруду. Забрался в воду по пояс, медленно упал лицом вниз. Уже под водой перевернулся на спину, скользнул вбок, лег на привычное место. Что-то уперлось в спину. Завел руку, пощупал – банка консервная, пустая. Отпихнул. Теперь удобно. Замер.
Лежал долго. А может, не очень. Какая разница?
Очнулся от яркого взгляда двух пар зеленых глаз. Ага, родичи. Целых двое. Один знакомый вроде бы. Точно, приходил уже. Другого Василий раньше не видел. Похож на первого, только посветлее чуток.
– Все лежишь? – спросил тот, что посветлее.
– Пошел ты, – пробормотал Василий.
– Я ж тебе, Аникей, говорил, – заметил более темный. – Лежит и лежать будет. Гнилой он.
Аникей отплыл, сделал круг по пруду, вернулся.
– Да, Тимофей, – сказал он, – нечего возразить. Ошибся Феофилакт, ох как ошибся! Где ж глаза его были? Куда ж он чутье свое знаменитое подевал?
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
