— Точно такая же! — с удовлетворением констатировал он. — И так же свободно ходит.
Иван Сергеевич вынул из кармана кусок стальной проволоки с петелькой на конце, надел петельку на рукоятку задвижки, притворил дверь, немного прижав ее к филенкам, а затем сильно потянул за конец проволоки. Щелк! — задвижка закрылась.
— Ну, а после этого можно выдернуть проволоку — и полное ощущение, будто дверь за собой покойник закрывал… — с грустной улыбкой произнес экс-старшина. — Но я этого делать не буду, потому что тебе, наверно, еще понадобится сюда заходить.
Муравьев вновь прижал дверь и на сей раз немного толкнул проволоку вперед. Щелк! — задвижка отошла назад, и дверь открылась.
— Но ведь еще и дверь номера была изнутри закрыта! — напомнила Ирина. Притом на ключ. А его такой проволочкой не повернешь…
— В принципе если в ушко ключа аккуратно всунуть карандаш, а за нижний конец карандаша все ту же проволочку привязать, то можно! — возразил Иван. Конечно, при этом карандаш внутри номера остается, но можно и с этим делом справиться, если на пол под дверью газетку подстелить и осторожненько сронить на нее карандаш. Потом вытянешь газетку с карандашом и иди гуляй… Но, конечно, это слишком приметно. В коридоре люди ходят, могли бы запомнить, что кто-то у двери возился. Здесь все сделали проще…
— Интересно, как? — Ирина уже почти готова была поверить в то, о чем с ленцой в голосе рассказывал Муравьев.
— Вот смотри, напротив двери санузла — стенной шкаф-гардероб. В соседнем номере, 613-м, точно такой же…
— И у них общая ниша?! — догадалась Колосова.
— Так точно. Шкафы отделены друг от друга переборкой из фанерованной ДСП. Но переборка эта состоит из трех плит. Самая большая вот тут, — Иван показал на среднюю секций шкафа, где на плечике висела Иринина куртка — Но ее, наверно, тяжело снимать было. Самая маленькая плита — наверху, куда головные уборы кладут. Там узковато, даже мальчишка не пролезет. А вот внизу, где обувь, самое оно. Здесь, у тебя, она крепко приколочена, а там, в 511-м, только надави — и ляжет… Это я, правда, чуть попозже выяснил. Вот эти реечки треугольного сечения, типа плинтуса, у тебя и в 613-м зажимают ДСП с двух сторон. А в 513-м они с той стороны отодраны. Стало быть, надо искать того товарища, который в 513-м проживал.
— Да-а… — протянула Ирина. — А оперы этого не заметили?
— Я думаю, постараются не заметить, Ира.
Колосова на несколько минут задумалась, а потом сказала:
— Допустим, ты мне доказал, что некто мог оставить обе двери закрытыми, а сам вылез через шкаф и потом спокойно ушел через 513-й номер. Но это еще не доказывает, что этого самого Гнатюка зарезали.
— Понимаешь, Ира, — покачал головой Муравьев, — если б я самого главного не разглядел, то не стал бы вычислять, как можно было уйти, оставив двери закрытыми изнутри.
— Ну, и что ж ты разглядел?
— Во-первых, то подозрительно, что этот блатняга себе горло располосовал. Обычно вены на руках режут, а у него сонная артерия перерезана. Во-вторых, в ванне, рядом с трупом, лежала открытая клинковая бритва. Вроде бы все понятно, зарезался и уронил в воду. Но на полочке под зеркалом или над умывальником как хошь считай! — стоял стаканчик с безопасной бритвой. «Жиллет-плюс», по-моему. Очень редко бывает, чтоб мужик и той, и другой брился. Ну, и самое главное — рана идет не под тем углом…
— Как это?
— Нехорошо, говорят, на себе показывать, но все же покажу, так и быть, Иван взял в правую руку Иринину расческу, лежавшую на столе, и приложил к горлу с левой стороны. — Представь себе, что это бритва, и я сижу в ванне, вытянув ноги. Короче, собираюсь зарезаться. Видишь? Чтоб быстро и сильно самому себя резануть, надо вести бритву сверху вниз и наискось, слева направо. То есть левый конец раны должен быть намного выше правого. А на самом деле почему-то правый край выше. Так могло получиться, ежели его сзади за под бородок захватили, а потом сзади по горлу дернули. Уловила?
— Да, кажется… — вздохнула Колосова.
— И еще одно, — добавил Муравьев. — Там, в санузле, пол очень чистый. Хотя, по идее, Гнатюк этот самый лежал, опираясь спиной на ванну, а головой на стену. На краю ванны кровь есть, а на полу — ни капельки. А бортик ванны скругленный, покатый, так что если на него кровь лилась, то должна была и на пол накапать. Неужели, блин, этот мужик с перерезанным горлом был такой аккуратный, что за минуту до смерти взял тряпочку и протер пол? Да еще и тряпочку после этого в туалет спустил…
— Значит, эти, которые его зарезали, излишне перестраховались?
— Скорее всего кто-то из них в эту кровь ногой вляпался.
Ну и, чтоб следов не оставлять, все затер. Не сообразив, что чистый пол тоже может подозрения вызвать.
— Послушай, я, может, и не эксперт по части того, как людей резать, задумчиво произнесла Ирина, — но могу догадаться, что по крайней мере тот, кто ему горло бритвой располосовал, должен был порядком в крови перепачкаться. Ну, и как ему после этого уходить из гостиницы?
— Правильный вопрос. Могу предложить два варианта на выбор. Первый: Гнатюка мочили несколько мужиков. Извозились в крови, вылезли в 513-й номер, там ополоснулись, переоделись и смылись. Второй вариант: баба. Она могла вообще голой туда зайти. Зарезала, окатилась под душем, вытерлась сухим полотенчиком, оделась — и в родной 513-й. Сказать откровенно, мне в этот второй вариант больше верится. 513-й тоже одноместный, значит, один или двое должны были откуда-то со стороны появиться, то есть их кто-нибудь из обслуги мог бы приметить. Опять же, даже если они очень ловкие и здоровенные, бесшумно сделать этого хлопца было бы нелегко. Не говорю, что совсем невозможно, но труднее. А вот змея какая-нибудь с красивыми ножками
— запросто бы его уработала.
— Ты еще не справлялся, кто жил в 513-м, как я поняла?
— Пока не рискнул. С Валькой у меня особой доверительности нет, опять же есть подозрения, что она этому Петру дозволила нелегально проживать в гостинице. Ну, время пока терпит, я думаю. У администраторши можно узнать, по книге приезжающих. Одно мне непонятно, Ирунчик…
— Что?
— Да отчего тебя вся эта история заботит? Конечно, понимаю, что ты мне всего рассказать не можешь, но так, в общих чертах, наверно, можно объяснить?
— Пока, Ванечка, лучше не объяснять. Давай лучше шампанское откупорим, как завещал товарищ Пушкин!
ИЗМЕНЩИК КОВАРНЫЙ
Дождь за окном старого балка накрапывал точно так же, как полчаса назад, только небо стало чуть потемнее, дело к вечеру близилось. Ветер все так же шелестел, подвывал и изредка посвистывал. Ничего особо не изменилось, если иметь в виду окружающий балок карьерный ландшафт и другие природные явления.
Однако теперь Таран смотрел на все это какими-то другими глазами. Да и вообще, на душе у него было как-то неспокойно. Словно три пряди в одну косичку сплелись — восторг, удивление и стыд.
