Звук рычащего крана сотряс перегородку. Это Шарль Совло, придя с работы, мыл руки. Вот уже несколько дней он возвращался домой с озабоченным видом. Занимая должность руководителя исследовательских работ в крупной компании, он подрабатывал техническим консультантом в маленькой фирме, специализирующейся на бытовых приборах. С недавних пор эта фирма находилась на грани банкротства. Если худшие опасения подтвердятся, Шарль лишится дополнительного заработка, что наверняка скажется на семейном бюджете. Он несколько раз заводил об этом разговор за столом. Даниэль страдал от того, что ему приходится жить на деньги тестя. Он был бы рад тоже пополнять семейный бюджет. Но как? Его отец, верный своим принципам, не дает ему ни гроша. Даниэль помнил его слова: «Я предупреждаю тебя: хочешь жениться против моей воли, женись. Но тебе придется выкарабкиваться самому, вместе с теми, кто втянул тебя в эту глупую авантюру». Иногда Даниэлю казалось, что отец не только не испытывает к нему никакой нежности, но даже не интересуется его делами. Чем реже он видит своих детей, тем счастливее ему живется. Все, что напоминало Филиппу о семье, раздражало его, выводило из равновесия. Почему Кароль и он никогда не приглашают в гости родителей Дани? Более того, даже когда супруги Совло звали их на обед, они каждый раз находили предлог, чтобы не пойти. Можно было подумать, что они считают родителей Даниэлы недостойными своего посещения. Даниэль знал наверняка, что его тесть и теща были оскорблены подобным отношением к себе.
Дани встала, положила альбом в выдвижной ящик туалетного столика, покрытого вышитой гладью скатеркой, и вышла. Даниэль догадался, что она пошла к матери. Они часто болтали друг с другом в каком-нибудь укромном уголке квартиры. Эти разговоры были почти беспредметны и могли продолжаться часами. Даниэлю очень хотелось узнать, что они говорят про него. Одно не вызывало сомнений — вся семья безоговорочно приняла его. Шарль и Марианна Совло обращались с ним, как с сыном. Если бы только он мог зарабатывать! Даниэль погрузился в мечты. Он думал о том, как будет завоевывать себе место в жизни и добывать хлеб насущный. О том, что, может быть, удача ждет его в какой-нибудь экзотической стране, вроде Кот-д’Ивуар. Вот он — владелец лесоразработки вблизи Бондуку. И Дани, конечно же, находится с ним. У них темнокожие преданные слуги. Даниэлю приходится совершать долгие, изнурительные поездки на джипе по неровным дорогам. На его глазах происходит торжественная гибель могучих деревьев, медленно падающих в треске ломающихся веток. Он возвращается в полном изнеможении домой. Обедает на террасе вдвоем с женой при свете керосиновой лампы. Наслаждается сигарой, а вокруг звучат пронзительные крики ночных животных в зарослях рядом с домом. Стоп! Он размечтался, как в детстве. Тот же тип представлений, что и у Декарта. Переживание ощущений вне телесной субстанции. Позитив, выстроенный на небытии. Блестящая формулировка. Надо будет использовать ее как-нибудь в письменном задании по философии… Деньги! Какая ужасная зависимость и унизительная обреченность. Особенно когда ты женат. Даже такой человек, как Козлов, и тот иногда вынужден экономить на всем.
Дверь открылась, и в комнату с хмурым лицом вошел Лоран.
— Пойдешь смотреть телевизор? — пробормотал он.
— Я еще не повторил философию.
— Да ладно, нас завтра не спросят. Он ведь сказал…
Даниэль с легкостью дал себя уговорить. В гостиной никого не было. Молодые люди сели в самые удобные, стоявшие напротив экрана кресла и закурили. Перед их глазами замелькали скучные кадры какой-то передачи для женщин.
— Господи, какая пошлость, — недовольно ворчал Лоран, — это просто поразительно!
— Ну что, выключаем? — предложил Даниэль.
— Нет, подожди. Я хочу посмотреть, до какой степени идиотизма они дойдут.
До недавнего времени Лоран был вполне мирным и сговорчивым юношей, но занятия философией почему-то породили в нем бунтарский дух оппозиционера. Лоран считал, что, находясь в состоянии постоянной конфронтации с окружающим миром, он тем самым демонстрирует свое прогрессивное мышление. Он это называл «стилем жизни». И хотя Даниэль учился лучше Лорана, но, поддаваясь влиянию шурина и друга, иногда соглашался с ним.
— Ты пойми, телевизионные передачи делают в расчете на кретинов, — убеждал друга Даниэль. — Ты же не можешь требовать, чтобы для тебя одного снимали то, что не подходит другим. Если не хочешь противопоставить себя обществу.
Еще долго они обсуждали убийственную альтернативу: следует ли художнику опускаться до уровня масс и творить на потребу публике или, наоборот, необходимо нести высокую культуру в массы, даже рискуя быть непонятым. На этой горячей точке их диспут был прерван появлением в гостиной родителей и Дани. Горничная объявила, что ужин подан.
Даниэлю нравились эти семейные трапезы, но сегодня Шарль Совло выглядел грустным. Понятно, что его огорчала ситуация на фирме. Марианна с шутливым негодованием рассказывала о своих препирательствах с шофером такси — возможно, дело тут было в ее более сильном характере или она была недостаточно осведомлена об истинном положении вещей. Шофер, по ее словам, отказывался брать у нее стофранковую купюру на том основании, что та, видите ли, заклеена скотчем.
— Бесполезно было ему объяснять, что деньги совершенно нормальные. Он все время, как дурак, повторял: «Поставьте себя на мое место».
— И был абсолютно прав! — отрезал Лоран. — Главный порок буржуазии в том, что она не хочет ставить себя на место трудящегося человека.
Все были удивлены этим выпадом. Лоран явно искал повод, чтобы развязать одну из тех политико-социальных дискуссий, которыми он в последнее время так упивался. Видимо, он считал, что участие в бурных дебатах позволит ему самоутвердиться в глазах родственников.
— А ты сам разве не буржуа? — с иронией спросил отец.
— Нет!
— Вот это новость! А как же среда, в которой ты живешь, образование, которое ты получил?
— Но ведь это не я выбирал среду и образование.
— Конечно, но ты извлекаешь из них пользу.
— Ну и что? Можно извлекать пользу, но при этом осуждать.
Лоран ликовал. Наконец-то он добился того, о чем мечтал с самого начала обеда — словесная баталия была в разгаре.
— Не очень красиво. Тебе не кажется? — продолжал Шарль Совло.
— А что ты хочешь, чтобы мы делали в нашем возрасте? Вы не даете нам действовать, но вы не можете запретить нам судить!
— Интересно, кого и что вы собираетесь судить?
— Общество, — значительно произнес Лоран, — в том виде, в каком вы его сформировали.
Даниэль понимал, что его шурин явно «перегибает палку», но не вмешивался, боясь еще больше обострить ситуацию. Горничная переменила тарелки и поставила на стол запеченный окорок со шпинатом.
Шарль Совло, улыбаясь, подвел итог:
— То есть ты упрекаешь нас, родителей, в том, что мы недостаточно расчистили перед тобой жизненную перспективу?
