Но злость не пришла. Самое большее, что он испытывал, это неясная досада. Скорее всего, они уже отключили все железы, способные продуцировать добротную, полноценную злость.
До ближайшего джанска еще добрых девяносто тысяч километров, а они уже начали выкорчевывать в нем все человеческое.
Дар, так назвал это Фарадей во время разговора в больничной палате.
Господи, во что он влип?
— Еще не поздно передумать, мистер Рейми, — сказал Фарадей.
Рейми фыркнул или, по крайней мере, попытался сделать это.
— Ну, конечно. Забыть о потраченном времени, и усилиях, и официальных заявлениях, и миллионах долларов. Просто пригласить прессу и сказать: дескать, извините, я передумал. Спорю, Совет Пятисот будет в восторге.
— Имеет значение не то, что думает Совет Пятисот, — ответил Фарадей, — а только то, что кажется правильным вам.
— Даже сейчас?
— Даже сейчас, — твердо заявил Фарадей. — Пока еще не сделано ничего необратимого.
Тень злости сменилась тенью уныния.
— Ничего необратимого. За исключением моего несчастного случая.
— Матвей…
— Ох, заткнитесь, — оборвал Фарадея Рейми. — Пусть все идет, как идет.
— Все будет хорошо, Матвей, — сказал Фарадей. — Все получится просто прекрасно.
Даже если его и обидел тон Рейми, он не подал вида.
Скверно. Есть своя прелесть в том, чтобы оскорбить человека, хотя бы чуть-чуть. Быть способным оскорблять людей — еще один признак принадлежности к человеческому роду.
Тележка, доставляющая зонд, продолжала катиться по коридору. Она не замедлила своего движения даже во время их разговора, цинично подумал Рейми. Вот и все время, отведенное ему, чтобы подвести итог своей жизни.
А о чем, собственно, говорить?
Зонд остановился. Рейми замер в напряженном ожидании. И потом, внезапно, возникло ощущение свободного падения, от которого все внутри у него скрутило; зонд оторвался от станции. Спустя мгновение послышался рев двигателей, возникло давление на ноги. После этого все стихло, только изредка, с интервалом в несколько минут, раздавалось негромкое шипение маневровых двигателей. Фарадей оставил включенными микрофоны в Зоне Контакта, и в наступившей тишине Рейми мог слышать, как негромко переговариваются контролирующие полет инженеры.
Пожалуй, все происходит очень мирно, решил он. Именно так он всегда представлял себе смерть. Лениво мелькнула мысль: что сказал бы Фарадей, если бы Рейми и впрямь отказался от дальнейшего участия в проекте и попросил бы просто сбросить себя вниз.
Однако мирный спуск продолжался не слишком долго. Довольно скоро он почувствовал слабую вибрацию — как только капсула начала углубляться в атмосферу Юпитера. Вибрация сменилась сначала мягким сотрясением, потом более грубой тряской и в конце концов резкими подскоками.
— Фарадей! — закричал Рейми сквозь вой ветра за стенами своего летающего гроба. — Ваши парни что там, уснули?
— Что-то не так? — тут же откликнулся Фарадей.
— Вот именно, не так, — гаркнул Рейми. — Меня колотит, словно ученика начальной школы, впервые хлебнувшего алкоголя. Никто не предупреждал, что у меня вывалятся все зубы.
— Все нормально, — откликнулся Фарадей. Учитывая вой ветра, трудно было сказать с уверенностью, но в его голосе Рейми послышались новые, жесткие нотки. — Вас сейчас удерживают на одном месте.
— Удерживают? Для чего?
— Для кого, — произнес новый голос, в котором слышался немецкий акцент. — Джанска, которые должны были встретить вас, еще не прибыли.
— Ужасно, — проворчал Рейми. — И что теперь делать?
— Просто ждать, — ответил Фарадей. — Может, они перепутали место. Мы ищем их.
— Да, но… — Рейми замолчал, нахмурившись. Внутри черепа возникло странное давление. — Фарадей? Фарадей!
— Да, мистер Рейми, я здесь.
— Что-то происходит, — напряженно сказал Рейми. — Что вы делаете?
— Просто сохраняйте спокойствие, — снова вклинился голос с немецким акцентом; в нем определенно чувствовалась напряженность. — Все под контролем.
К странному давлению в голове присоединилось ощущение странного покалывания по всему телу.
— В каком смысле — под контролем? Что именно? — И затем его внезапно осенило. — Вы уже начали! — У него перехватило дыхание. — Моя кожа… Вы начали растворять мою кожу!
— Успокойтесь, — сказал немец.
— Успокоиться? — рявкнул Рейми. — Какого черта? Вы же сказали, что джанска еще не прибыли!
— Мы думали, они здесь, — сказал Фарадей. — Мы видели, как они плыли в вашем направлении…
— Вы запустили механизм! — перебил его Рейми. Его тело — беспомощное, парализованное тело — распадалось вокруг него. — Будьте вы прокляты!
— Мистер Рейми, возьмите себя в руки, — сказал немец. — В смысле…
— Ну да, это забавно, — заорал Рейми. — Ужасно забавно!
— Он ничего подобного не имел в виду, — сказал Фарадей. — Послушайте, в расчет операции заложен большой резерв времени…
— Какой операции? — взорвался Рейми.
Покалывание стало сильнее, и он отчетливо представлял себе, как испаряется кожа, слой за слоем. Потом настанет очередь мышц, потом внутренних органов, потом костей…
— Они здесь! — внезапно закричал новый голос. — Быстро приближаются.
— Маневрируйте, чтобы не упустить их, — приказал кто-то еще.
— Слышали? — окликнул Рейми Фарадей. — Они здесь. Все будет в порядке.
Высота тона и направление1 наружного шума начали меняться по мере приближения джанска.
И одновременно исчезло ощущение покалывания. Все, кожи больше нет?
— Поторопитесь, — умоляюще сказал Рейми. Голос у него звучал как-то… странно. Может, и гортань уже растворилась. — Поторопитесь, пожалуйста.
— Развертываем дистанционный хирургический отсек, — произнес еще чей-то голос.
— Есть! — сказал первый голос. — Проникаем в родильный канал…
Глухой звук удара, снова ощущение давления, и вой ветра стих.
— Вы внутри, — сказал Фарадей. — Теперь уже осталось недолго.
— Слишком поздно, — едва слышно прошептал Рейми. Последние звуки, издаваемые растворяющимся горлом.
— Мистер Рейми, держитесь, — произнес голос с немецким акцентом.
— Идите к черту, — пробормотал Рейми. — Идите вы все к черту.
Он закрыл глаза, и вселенная погрузилась во мрак.
Глава 3
Когда Рейми снова пришел в сознание, в затылочной части мозга слышалось странное жужжание. Да, странное жужжание и еще более странное ощущение покалывания в руках и ногах.
