— А чтоб оттопыривалась! — уже не сдерживаясь, в голос хохотала Элька.
Я тоже покатилась, поняв, КУДА нужно клубень пристроить.
— Ага, в верхней части ничего не оттопыривается, значит, в нижней оно просто обязано! А ты пелеринку-то приспусти, зайдем в трактир — вот смеху-то будет! У тебя сверху, у меня снизу — нашли скажут друг друга! Комнату выделят с самой скрипучей кроватью — и всю ночь у замочной скважины дежурить будут — чтоб клубничку не пропустить!!!
…Когда они входили в трактир, солнце уже село, а у них обеих болели челюсти и животы. В трактире было пусто — не считая компании в углу: не то разбойники, не то наемники, не то и то и другое в одном флаконе. Элька и Джу тоже присели в уголочке, дабы не привлекать лишнего внимания. Зря. Среди леса, в трактире да в компании подвыпивших мужиков — заявился хлюпик смазливый с кралей. Явно дворянчики, в городе плесенью покрылись, вот и решили чувства освежить, жизни, так сказать, понюхать. Вон мордоворот сидит — глазищами сверкает. На Эльку — презрительно, а на Джу — так прям с ненавистью. «А что я ему сделала-то? — заметив его взгляд, подумала Джурайя. Шепчутся. — Во-о-от! Уже начинается». От «наемников» отделился самый молодой с наглой рожей — и направился к ним. Вот и все — хороший был трактир. В нем очень вкусно готовили мясо…
Глава 5
Лорд Корбин
— Ну что, волки позорные, карпы тухлые, черви мерзкопротивные, не ждали?
Граф Корбин де'Карри с нехорошей усмешкой смотрел на раболепно склонившихся перед ним крестьян. Крестьяне тихо трепетали, и было от чего.
— Ва-ва-ваше… — начал было седобородый староста, заикаясь от испуга.
— Да-да, мое, — почти весело отозвался Корбин — происходящее его забавляло. — Я тебе, урод толстобрюхий, сейчас глаз на жопу натяну и скажу, что так и было. Что ты там блеешь, овца?
Самое смешное, что старосте ничего не грозило — раздражение графа уже давно прошло, и он теперь лишь грозно надувал щеки, нагоняя страху на нерадивых подданных. Но староста-то этого не знал, поэтому в испуге бухнулся обратно на колени, и запах от него начал распространяться довольно мерзкий — знал, стервец, что графу свою угрозу исполнить вполне по силам.
Вообще, они были сами виноваты. Ну сбежала девушка — ничего страшного, бывает. В конце концов, кто бы мог предположить? Он, граф, и то, будем уж с собой честными, ушами прохлопал, а уж от этих олухов наличия интеллекта ждать — себя не уважать. За это Корбин на них и не злился даже. Но нападать на своего собственного сюзерена с дубьем — это уж, знаете ли, ни в какие рамки.
Нет, ну в самом-то деле, ну вывалился он из портала в пяти локтях от земли, посреди дороги, в лиге от деревни — и что из того? Ну не смог все погрешности точно учесть, а стационарный портал в эту глушь наводить он никогда и не пытался. Упал, ногу ушиб (хорошо, что маг — живо подлечился), в грязи слегка вывалялся… Как свинья вывалялся, чего уж там. И пришел в деревню. Рано утром, на рассвете пришел. Тут пастух стадо гонит. Обозвал бродягой, кнутом огрел… Во всяком случае, попытался. Получил в глаз, а кнут ему граф засунул… Ну, в общем, туда, где спина раздваивается и называется уже чуть-чуть иначе.
На том бы, наверно, инцидент можно было считать исчерпанным, но на крики пастуха примчались его односельчане. Спору нет, в измазанной грязью кожаной куртке и не менее измазанных штанах Корбин выглядел не совсем по-графски, даже, скорее, совсем не по-графски, да и крестьяне его в лицо знать просто не могли. Однако все же это не повод для того, чтобы с воплями набрасываться на прохожего, который им ничего не сделал. Во всяком случае, пока. К тому же им стоило бы подумать, что не всякий бродяга носит за плечом меч (забросил его Корбин за плечо, а то на поясе, когда идти далеко, тащить не очень нравилось), или хотя бы увидеть этот меч. Но ведь не посмотрели и не подумали, а глупость — она того, наказуема. Обидеться, что ли?
Корбин даже не стал применять магию — просто показал вооруженным чем попало мужикам, что может сделать с деревенскими увальнями подготовленный воин, пусть даже один и без оружия. Ну а дальше все просто было: трах-бах-хряск, зубы во все стороны веером, кровавые сопли на стену, и к тому моменту, как к месту свалки примчались ожидающие Корбина солдаты, все было уже кончено.
Вояки примчались, на ходу доставая из ножен мечи, и увидели картину, достойную кисти баталиста. По дороге расползались в разные стороны почти два десятка мужиков, испуганно оглядывающихся на единственного оставшегося на ногах участника эпического сражения. А посреди дороги стоял лично граф и нехорошо ухмылялся. И по всему видно было, что он ОЧЕНЬ не в духе.
Ну вот, теперь до крестьян дошло, как они попали. За нападение на дворянина, а тем более лично на себя, граф, который и так был волен в их жизни и смерти, мог приказать повесить их всех. И, что интересно, ему бы и слова никто не сказал. Сейчас у крестьян оставалась лишь слабая надежда на то, что поймет и помилует. Корбин, которому не хотелось лишаться исправно приносящих ему полновесную денежку рабочих рук, тоже склонялся к такому решению, но и совсем без последствий оставить происшествие он не мог. Поэтому, подумав немного, он приказал всыпать всем, кто на него напал, по двадцать «горячих», а старосте за то, что оплошал, столько же, плюс еще десять сверху. Все сразу вздохнули с облегчением и в один голос принялись возносить хвалу доброму барину, потому как мужикам к поротой заднице не привыкать, а по сравнению с виселицей это и вообще ерунда. Правда, когда Корбин объявил им, что, в связи с невероятным оскорблением, которое беглянка нанесла своему жениху и сюзерену, на все время, пока ее не поймают, на деревню будет наложена вира в форме тройного налога, крестьяне разочарованно взвыли, но, под строгим взглядом графа, смешались и притихли. В самом-то деле, тройной налог — это несмертельно, все равно меньше выходит, чем дерут с крестьян в соседних графствах. Однако же обидно. Так что и наказание есть, и беглянку, вздумай она вернуться, крестьяне к графу притащат, чего бы им это ни стоило, еще и по шее дадут. И правильно — будет знать, как из дворянина посмешище делать.
Шепнув солдату, который должен был исполнить неприятную роль палача, чтобы бил несильно, только для острастки, Корбин отправился к дому сбежавшей невесты, дабы лично посмотреть, что произошло. Возле унылых останков кареты его ждал, переминаясь с ноги на ногу, несчастный Веллер.
— Ну что приуныл? Выше нос, ведь ты же боевой маг, — приветствовал его лорд Корбин.
Усталость и злость окончательно ушли, оставив место непонятному веселью. Как в молодости прямо, когда мир интересен, краски ярки, и ты чувствуешь, что вот-вот тебя ожидает приключение.
— Я не боевой маг, я целитель, — уныло отозвался Веллер.
— Будешь. Ты не волнуйся, я тобой займусь. Будешь у меня мечом владеть и десять кругов вокруг замка каждое утро бегать…
— Не хочу. — Кажется, парнишка испугался.
— Да куда ты денешься? — жизнерадостно отмахнулся Корбин. — Будешь военным врачом, а на войне и целителю воевать приходится.
