Геспер отвела взгляд.
— Госпожа, прошу вас, мне нужно знать, могу ли я доверять вам.
— У тебя что-то произошло?
— Нет. — Взгляд темных глаз был проницателен. — Но может произойти с вами.
— Что же может произойти со мной? — Майет вздохнула. — А… Я поняла. Царь.
— Он хороший человек, великий правитель…
— Но… — Майет почувствовала холодок и схватила Геспер за руку. — Что-то не так? Скажи мне, чтобы я знала. Клянусь, что не причиню вреда ни тебе, ни твоей семье!
Геспер оглядела опочивальню. Из сада доносился шелест листьев и журчание воды, воздух наполнял аромат гвоздики и мирры.
— Я никогда не предам дом Птолемея, — прошептала она. — И своего мужа не предам.
Майет опустилась на ложе.
— Заплети мне волосы. Если кто-нибудь увидит, что мы разговариваем, то ничего не заподозрит.
Геспер взяла в руки гребень, отделила густую прядь цвета червонного золота и принялась заплетать замысловатые косы.
— Царь Птолемей сделал вам сегодня подарок.
— Да, эти золотые серьги.
Майет поборола в себе желание притронуться к анкам и сложила руки на груди.
— Они прекрасны, но это анки. — Ловкие пальцы женщины продолжали заплетать тяжелую косу. — В Египте эти древние символы вечной жизни могут носить только особы царской семьи.
— Он уже женат.
— Дважды. У него две царицы, госпожа. Царица Артакама, дочь нашего последнего фараона, и царица Берениса, правительница Греции.
— Понятно.
— Конечно, правитель Египта может иметь столько жен, сколько пожелает. У отца Артакамы было четырнадцать жен. Но царица Берениса очень ревнива. Моя подруга слышала от ее евнуха, которому очень доверяет, что ее величество царица Берениса расспрашивала о вас. — Геспер туго натянула прядь волос. — Служанка моей подруги сказала, что, по мнению евнуха, царица что-то замышляет против вас. Госпожа… — Геспер перешла на шепот. — Царь Птолемей очень могуществен, но и его жены сильны. Если царица Берениса увидит в вас угрозу своему положению…
— Я не сделала ничего предосудительного, — возразила Майет. — По крайней мере, я не знаю за собой ничего такого…
— Конечно, за вами нет грехов, я уверена в этом. Вы достойная женщина.
Майет разгладила ткань туники.
— Но что же делать? Мне не позволено покидать эти места.
Она не была уверена в том, что ей хотелось бы уехать отсюда, но не стала делиться этим с Геспер.
— Вы должны были догадываться, что у царя есть жена.
— Да, я предполагала.
Однако она намеренно не спрашивала об этом. Это делало ее обманщицей или просто трусихой? Зная обо всем, надо было принимать во внимание то, что он женат. А пока она была в неведении…
Геспер уложила косу в виде кольца и, закрепляя ее заколками из слоновой кости, нагнулась к Майет и прошептала на ухо:
— Ешьте только то, что ест царь Птолемей, или то, что приношу я. Никто не осмелится отравить царя, а наш повар с детства жил с семьей моего мужа. Я буду приносить вам фрукты и еду из своего дома.
— Ты думаешь, в этом есть необходимость?
Геспер пожала плечами, отделила следующую прядь и провела по ней гребнем.
— В прошлом году умерли две наложницы царя, — сказала она, понизив голос. — У них обеих были дети, обе они были здоровы и вдруг внезапно умерли от заболевания желудка.
— Их отравили?
— Царь был в ярости. Говорят, он проклял царицу Беренису. Еще говорят, что он ударил ее по лицу. Но я не видела этого. Знаю только, что он пригласил ее пообедать с ним и главным блюдом был один из ее прирученных попугаев, запеченный и поданный на виноградных листьях.
— Ты уверена, что не сам царь пожелал избавиться от наложниц?
— Нет, госпожа. — Геспер заплела косу. — Он славится своей страстью к женщинам, но никогда не поступал с ними жестоко. Если ему надоедали наложницы, он находил им богатых мужей и одаривал имениями и драгоценностями. Конечно, не все они были незамужними. Многие аристократки увеличили богатство своих мужей, проведя ночь в его опочивальне. — И ответила на вопросительный взгляд Майет: — Нет, я не вхожу в их число. Я люблю мужа, а он меня. Царь Птолемей не из тех, кто станет силой принуждать женщину, будь она благородной или простолюдинкой. Ему нет нужды это делать.
— Значит, я не первая, кто живет во Дворце голубого лотоса?
— Вы вторая. Царь Птолемей построил его для царицы Беренисы. Она сочла, что он чересчур в египетском стиле и слишком близко расположен к озеру Мареотис, а это может отразиться на ее хрупком здоровье. Прожив здесь неделю, царица покинула дворец и настояла, чтобы он построил ей новый, в греческом стиле. Его величество не привозил сюда никого до вас.
— А откуда он привез меня?
— Не могу сказать. — Геспер встала и сложила руки. — Все, я закончила. У вас прекрасные волосы, госпожа. Простите, если напугала вас, но моим долгом было предупредить вас. Если вы ищете расположения царя Птолемея, то знайте, что ставки очень высоки.
— До сих пор я не искала его. Но я не настолько глупа, чтобы поверить, что его интерес ко мне чисто дружеский. — Она вздохнула. — Спасибо, что рассказала мне все это. Но зачем тебе рисковать ради чужестранки?
Геспер отвела взгляд в сторону.
— На это у меня свои причины. Кроме того, думаю, что на моем месте вы бы поступили так же.
— Надеюсь, что да. — Она задумалась и спросила: — Тебе не известно, где я жила раньше, или ты боишься сказать мне?
Геспер покачала головой.
— Я и так уже сказала слишком много. Простите, мне надо идти.
— Еще один вопрос. Можешь принести мне кинжал?
За пределами Персии, в далекой Бактрии, этот день был таким же ясным, как в Александрии, и почти таким же теплым. Весенние дожди и потоки тающего снега с гор превратили луга в яркие ковры полевых цветов. Принц Оксиарт, спускаясь из горной крепости, остановил скакуна, чтобы полюбоваться красотой зеленых лугов, обрамленных древними лесами и снежными шапками гор.
— Вот и еще один год, дружок. — Оксиарт похлопал своего гнедого по шее и усмехнулся. — На горе нашим врагам мы протянули еще год.
Он пустил коня рысью через открытое поле, на котором проходили военные учения.
«Как все армии похожи одна на одну…» — подумал Оксиарт, оглядывая ряды лучников, отрабатывавших выстрелы на мишенях из соломы. Греческая, индийская, египетская или бактрианская — они почти не отличались. Независимо от языка, цвета кожи солдаты были практически одинаковы. Они ставили друг на друга, ругались, хвастались и жаловались на тех, кто на них поставил.
