Песенка
Из Главштаба сматывались со страшной скоростью. Сражение между спецназом и объединенными силами десантников-мотострелков быстро приобрело новый размах и переросло в солдатский бунт. Никто уже не вспоминал, из-за чего дерутся. Резуна захлестнул ужас ребенка, решившего пошалить со спичками и вдруг оказавшегося в горящей квартире. Тут уже не до майорского звания — унести бы ноги.
Варламов так и не догадался, что тут к чему. Больше был занят спасением своей шкуры, своего «Рено» и своей надежды на полковничьи звезды. «Надежду» быстро отстегнули от батареи, свезли на лифте в гараж, по пути наскоро одевая в спецназовскую форму с оторванными знаками различия. Резун приковал его к себе наручниками — и «Рено» рванул от Главштаба к аэропорту быстрей, чем заяц от орла.
Удерживать скорость удалось недолго. Сначала они притормозили, объезжая скопления машин и советской боевой техники, брошенной без капли топлива, потом несколько раз останавливались по требованиям патрулей, потом начали кружить, а потом и вовсе заблудились.
А ведь сам виноват. Соображать надо было, кого на пост ставить. Одному Ныммисте могло прийти в голову развязать настоящее сражение из-за этого недоумка. Один Ныммисте понимал приказы так буквально. Вот и погиб ни за понюх, чудь белоглазая. Русский парень уже давно въехал бы, что к чему…
Пока суд да дело, атмосферный фронт добрался до Симфи. Брезентовой плотности тучи обложили столицу Крыма по всем правилам, замкнули кольцо, а потом разверзлись хляби, и начался совершенно тропический дождь.
Варламов чертыхнулся, в очередной раз обнаружив рукотворный тупик на одной из надземных развязок. В аэропорт им нужно успеть как можно раньше, потому что самолеты не резиновые, а когда десант и мотострелки поймут, что их просто здесь бросили, ГРУшные корочки начнут производить совсем не то впечатление, которого хотелось бы.
— Не нравится мне этот «Фольксваген», — пробормотал майор.
В зеркале заднего обзора действительно появился «Фольксваген» черного цвета. Они натыкались на него слишком часто, чтобы эти встречи были случайными.
Черный «Пассат» развернулся поперек эстакады, загородив им выезд. С другой стороны его загораживал белый трейлер «Форд».
— Охотники за машинами, — предположил Резун.
Эта методика была уже отработана, как он заметил: один офицер угонял машину, товарищи садились в нее, колесили по городу и присматривали транспорт для остальных. Иногда забирали со стоянок и паркингов, иногда преследовали аборигенов и, если тачка нравилась, перегораживали ей путь и под дулами автоматов выгоняли всех из машины. Сегодня, правда, преследовать было некого: аборигены попрятались. Но вот ведь — нашлись флибустьеры на черном «фольксе»…
Легко и просто. Но не на этот раз. На этот раз у них здорово вытянутся рожи, когда Варламов предъявит им свою офицерскую книжку.
Он с опозданием пожалел, что взялся вести сам. Конечно, не майорское это дело — вести машину и разбираться с угонщиками. Но сидеть ухо в ухо с человеком, у которого еще не засохла на бинтах своя и чужая кровь, — это еще более не майорское дело.
Он подрулил к «Фольксвагену» не спеша, давая понять, кто здесь хозяин. Приготовил «корочку», чтобы показать ее в окно. Стекло опустилось, майор поморщился, когда на руку ему упала ледяная капля. Рука мгновенно покрылась гусиной кожей. Майор увидел, как открываются дверцы и появляются ребятки в форме ВДВ. Да, таких наглых рях он еще в жизни не видел, хотя перед его глазами за годы службы в ГРУ прошла отменная коллекция подонков. На одном голубой берет сидел как-то странно…
— Освободите проезд, — приказал он.
Тот угонщик, что сидел на водительском месте, уже вышел из тачки и стоял, лениво облокотившись на крышу машины — черную и блестящую, как новая галоша. Словно и не лупасил по мосту ливень, а ярко пригревало солнышко. Второй так же расслабленно сидел боком на переднем кресле.
— Нам кое-что нужно, — сказал стоящий.
— Обойдетесь, козлы, — отрезал Варламов. Из кармана он извлек офицерскую книжку и предъявил ее в развернутом виде: — Читать умеете? Так что читайте и пиздуйте отсюда. Я из ГРУ.
— Иди ты! — притворно удивился сидящий. — А я из МОССАДа.
Майор понял, что это не шутка, только тогда, когда заметил ствол пистолета с глушителем.
То есть слишком поздно.
* * *
Верещагин видел, как майор запрокинул голову и спецназовские мозги брызнули во все стороны. Резун чертыхнулся и рванул застежку кобуры.
Сейчас, подумал Верещагин, надо попробовать двинуть ГРУшника в висок и отобрать шпалер.
Надо попробовать.
Он знал, что не получится. И все же попробовал. И не особо удивился, когда Резун перехватил его руку и почти небрежно двинул ему локтем под ребра.
Воздух обрел консистенцию и вкус силикатного клея. В голову уперлось железное, твердое и холодное — ствол «Макарова», на что спорим?
— Твою мать, — сказал ГРУшник, — твою мать, твою мать… Что же делать… А ну, вылезай!
Резун выволок пленника из машины и, прикрываясь его телом, сделал шаг назад. Налетчики обходили машину с двух сторон. Резун отступал, пока не уперся спиной в трейлер.
— Отпусти его, — сказал один из них, со странно сидящим беретом. Берет сидел так из-за длинных волос, схваченных в пони-тейл на затылке. — Оставь его нам, садись в машину и уматывай.
— Иди на хер, — ответил Резун. Единственной гарантией его жизни был заложник.
— А если он сам нам не нужен? — как-то вкрадчиво спросил волосатый. Другой, стриженный так коротко, что можно было назвать его и бритым, осторожно лавируя между машинами, обходил сбоку. — А вдруг нам просто надо, чтобы он не попал в Москву? Положим вас обоих, и все.
ГРУшник усмехнулся. Такими обещаниями не бросаются, их сразу выполняют.
— Валяйте, — бросил Резун. — А я посмотрю.
Это не КГБ. Люди из КГБ действительно изрешетили бы их обоих здесь. Но если не КГБ — то кто?
Беляк не пробовал вырваться или напасть, он отступал, закрывая Резуна собой, так как, похоже, сообразил, что теперь они в одной лодке.
— Мужик, мы не хотим крови. Отпусти его — и мы уйдем. Попробуешь упрямиться — получишь пулю.
Хороший русский язык, но интонации не наши. ОСВАГ? Вряд ли, похоже на питерский акцент. Тогда кто?
— Ты вообще поосторожнее со своей пушкой, — продолжал волосатый. — Вот, смотрю, весь люфт на спуске выбрал — разве это дело? Ты же можешь нечаянно выстрелить человеку в голову. А если ты нечаянно выстрелишь человеку в голову, я обижусь. А когда я обижаюсь, я начинаю палить куда ни попадя.
Так, хорошо. Парни блефуют и убивать его пленника никто из их не собирается — ни волосатый говорун, отвлекающий внимание, ни молчаливый бритый убийца. Резун на всякий случай отпустил немного спусковой крючок. Если крымец нужен им живым, его смерти не простят.
