Хетес обрадовался, увидев, как лицо Тамита исказилось от разочарования и боли, а яркие глаза потускнели. Сын лекаря Баты не любил ни дочь писца, ни мальчишку с болот и был рад им насолить.
Тамит понял бессмысленность своей затеи и решил, что зря обманул отца, когда сказал, что поедет в другое место, а сам отправился в Эффе.
Хетес едва сдержал торжествующую улыбку, когда увидел, как глупый простолюдин забирается обратно в лодку и отчаливает от берега. Он бы не стал столь безоглядно доверять чужим словам! Хетес вздохнул с облегчением. Когда он стоял лицом к лицу с Тамитом, ему почудилось, что мальчишка с болот много выше его по рождению, ибо в осанке и взгляде юноши было нечто такое, что не находило объяснения: гордое спокойствие, тень превосходства.
Сын лекаря досадливо тряхнул головой. Виной всему эта сверкающая штука! Вот бы узнать, откуда простолюдин ее взял!
Наступила пора сбора винограда, время, когда Тия всегда чувствовала душевный подъем. Девушке нравились многолюдье и суета во дворе их чинного дома, нравилось расхаживать под сводами виноградных лоз и осторожно срывать тяжелые гроздья, постепенно наполняя ими корзины из пальмовых листьев. Она любила по-приятельски болтать с молодыми служанками, особенно когда этого не видела мать, любила слушать их рассказы и песни.
Небет обычно присматривала за рабынями, которые приносили полные корзины к большому чану, стоявшему в пивоварне, и строго отчитывала тех, кто умудрился раздавить ягоды и потерять драгоценный сок.
Для хозяйской дочери сбор урожая был скорее развлечением, чем работой. Тия предвкушала, как будет любоваться пронизанными солнцем упругими ягодами, игрой солнечных бликов на глянцевых листьях, растирать пальцами восковой налет, наслаждаться ароматом прозрачного липкого сока и думать о том, как неповторима и прекрасна жизнь.
Эте, робкая и тихая подруга детства, приходила помогать; девушки переодевались в простую одежду, повязывали волосы платками, снимали обувь, брали в руки корзины, становились рядом с рабынями и... ощущали себя удивительно счастливыми и свободными. Как правило, в такие дни Анхор пропадал в полях, подсчитывая урожай, — отчего всем дышалось еще привольнее и легче.
Обычно Харуя работала вместе с девушками, весело болтая, как беззаботная девчонка. Но сегодня отцовская наложница выглядела встревоженной, молчаливой. Сначала Тия пыталась ее разговорить, а потом оставила в покое. Возможно, женщина устала от забот с мальчишками? В отличие от спокойного, рассудительного Тимеса сыновья Харуи росли сорванцами и порой приводили свою мать в отчаяние.
Когда корзины были почти полны, Харуя неожиданно остановилась и сдавленно произнесла:
— Что-то я себя неважно чувствую...
Она старалась не смотреть на девушек, однако Тия заметила, что в темно-карих глазах Харуи то вспыхивали, то гасли золотистые точки, лицо покрылось красными пятнами, а грудь вздымалась от частого, неровного дыхания.
— Иди в дом, приляг и отдохни, — участливо произнесла девушка. — Я отнесу твою корзину.
Харуя не стала отказываться, поставила корзину на землю и скрылась за стеной зелени.
— Что это с ней? — несмело спросила Эте.
Тия пожала плечами.
— Возможно, она ждет ребенка?
Девушка заметила, что подруга покраснела. Сама Тия не испытывала неловкости, когда говорила о тайнах пола. Как любая египтянка, она с детства привыкла видеть тела людей в том виде, в каком их создала природа, и наслушалась россказней служанок о таких естественных состояниях, как ежемесячное женское недомогание, беременность и роды.
Девушки неспешно переходили от куста к кусту, болтая о том о сем. Стояла жара, платья пропитались потом, а руки стали липкими от виноградного сока. Они так увлеклись работой, что не заметили, как изумрудно-зеленая листва сделалась темной, а на небе начали загораться звезды. Тия устало распрямила плечи и потянулась всем телом, изогнувшись, как тетива лука. Она собиралась что- то сказать, но в это время раздался пронзительный детский плач.
Навстречу, не чуя под собой ног, несся Айрис, младший сынишка Харуи; он отчаянно тряс окровавленной рукой. Тия бросилась на помощь.
— Что случилось?
— Я поранился!
Вероятно, мальчик решил поиграть с одним из ножей, которыми взрослые обрезали кисти винограда. Царапина была довольно глубокой, и глаза ребенка расширились от страха.
— Где твоя мать?! — воскликнула девушка.
Мальчик захныкал.
— Не знаю!
Тия побежала в дом за повязкой. Она быстро нашла чистую ткань, отрезала длинную полосу, забинтовала Айрису руку и принялась утешать брата.
Девушка не заметила, как перед ними выросла статная фигура Небет.
— Где Харуя?
— Она пошла в дом, — сказала Тия и выпрямилась. Что-то удержало ее от признания, что Харуя бросила работу еще днем.
— Ее там нет, — ответила Небет и скривилась.
Тия пожала плечами. Она не успела ответить — на дорожке появилась запыхавшаяся Харуя.
— Айрис! Что с ним?
— Он поранил руку ножом, — пояснила девушка.
Тие показалось, что Харуя прибежала не с той стороны, с какой они могли ожидать ее появления, но, похоже, мать не обратила на это внимания. А еще девушку удивил странный вид отцовской наложницы, которая словно только что пробудилась от долгого сна и с трудом возвращалась в реальность. Ее волосы растрепались, а одежда пришла в беспорядок.
Тия предположила, что молодая женщина вошла в сад через заднюю калитку. Где же она была и что делала все это время?
Харуя присела на корточки и стала успокаивать ребенка. Хотя в голосе отцовской наложницы звучала глубокая и искренняя материнская нежность, Тия не могла отделаться от ощущения, что мысли молодой женщины далеки от действительности.
Когда муж вернулся домой, Небет пожаловалась ему на Харую, заявив, что та не следит за детьми. Это случилось во время ужина. Едва ли отец придал большое значение словам Небет; он ограничился тем, что рассеянно кивнул, но Тия заметила, что Харуя смотрит на своего господина испуганным, пожалуй, даже затравленным взглядом, как те крестьяне, которых Анхор приказывал бросать на землю и бить палками.
Тие почудилось, будто Харуя чувствует вину за поступки, о которых отец не знает и которые она только надумала совершить.
После ужина, когда женщины убрали посуду, девушка случайно обнаружила наложницу отца в оплетенной зеленью беседке. Она не поняла, от кого укрылась Харуя и почему она всхлипывает, закрыв лицо руками.
— Почему ты плачешь? — тревожно промолвила Тия. — Ты испугалась за Айриса?
— Да! — надрывно произнесла Харуя.
Тие почудилось, что женщина лжет, но она предпочла ничего не говорить. Сердце каждого человека — кладезь тайн, многие из которых будут раскрыты лишь во время Последнего суда перед очами Осириса .
