— Са-па-си-ба. Приятных снов. Ори… Ори-вуяр!
Шарлотта всхлипнула, послала Джонни воздушный поцелуй и бежала с поля боя.
Джонни заснул, едва донеся голову до подушки. Филип осторожно подоткнул одеяло, посадил мадам Анжу поудобнее, грустно подмигнул ей.
Жанет, Жанет… И ты, братишка. Что же вы наделали? Мы могли быть так счастливы. У вас отличный парень, да и сестренка у тебя, Жанет, супер. Возможно, со временем мы все смогли бы наладить отношения…
А сейчас она хочет забрать у меня Джонни, но вы не волнуйтесь. Я не отдам его никогда и никому, даже если нам придется бежать отсюда.
Только если он сам не пожелает остаться…
При этой мысли Филипу вдруг нестерпимо захотелось выпить и выкурить сигарету.
Об этом он задумался впервые, только когда увидел комнату, приготовленную для Джонни.
Дело не в том, что одни эти игрушки стоят столько же, сколько Филип платит в месяц за квартиру. Дело не в личном шофере и не в роскошном ковре, не в богатстве… Дело в том, что в этой комнате — Любовь.
Этого не купишь, это разлито в воздухе. Здесь тепло — не от отопления. Маленькая Жанет росла здесь в любви и нежности, а в какой-то из соседних комнат росла старшая сестра, Шарлотта. И Шарлотта Артуа могла бы просто блистать. Выйти замуж за миллионера — наверняка они пачками валяются у ее ног, тратить мужнины деньги, отдыхать в Ницце и на Мальдивах, украшать собой светские хроники глянцевых журналов. Вместо Шарлотта любила свою младшую сестренку, очень любила, а то, что она сейчас такая замороженная… Иногда о любви не говорят, молчат — но она от этого не становится слабее. И кто он такой, чтобы осуждать эту красавицу с мужским характеромэтого она приняла на себя нелегкие обязанности главы семьи — и, судя по всему, неплохо с этими обязанностями справляется.
Будем же снисходительны к бедной Снежной королеве, такой одинокой в своем ледяном замке, такой неумелой… и такой красивой.
Кстати, совместное распитие спиртных напитков на ночь сближает. А выпить ему сейчас необходимо.
Филип осторожно сполз с исполинской кровати и на цыпочках покинул спальню.
Для начала он заблудился, что было совершенно естественно. Дом был огромен, тих и безмолвен. Филип решил рассуждать логически — стал искать гостиную или столовую.
В конце концов, совершенно случайно, он набрел на источник света — и тут же выяснил, что интуиция не подвела.
Гостиная была на месте, камин в ней присутствовал, собственно, он-то и давал свет, тихий и ласковый, а возле камина стояло несколько кресел и стеклянный столик с приличным набором разнообразных графинов и бутылок. В одном из кресел обнаружилась и Шарлотта Артуа, одетая совсем уж демократично, в голубые джинсы и просторную полотняную рубаху, под которой — к гадалке не ходи! — никакого белья наверняка не было. Черная грива волос кольцами разметалась по плечам, но на этом вся красота заканчивалась. Глаза у Шарлотты Артуа превратились в щелочки, нос распух, губы дрожали, а на щеках цвели алые пятна. Словом, даже очень тупой человек догадался бы, что последние минут двадцать Шарлотта Артуа прорыдала, и, если бы не появление Филипа Марча, самозабвенно отдавалась бы этому занятию и дальше. На столике возле нее стоял бокал с виски, в котором медленно угасали почти растаявшие кубики льда.
Филип плюхнулся в соседнее кресло и тактично уставился на огонь. Через секунду из кресла королевы виноделия донесся несколько гнусавый полушепот:
— Ваша комната следующая по коридору, но если вы считаете, что эту ночь лучше провести с мальчиком…
— Если вы таким образом хотите прогнать меня, то у вас ничего не выйдет. Во-первых, коты независимы и сами выбирают, где разлечься… во-вторых, я понятия не имею, где теперь находится комната Джонни, равно как и следующая за ней по коридору. Этот дом слишком велик. Выпить дают?
— Вы пьющий?
— Я малопьющий. Считайте, что у меня акклиматизация. Кстати, а вы сами-то не зашибаете? Я думал, вы ограничиваетесь красным полусухим.
Тихий смешок, больше похожий на стон.
— Во-первых, я предпочитаю сухое. Во-вторых… мне требовались срочные меры. Наливайте сами. Лед внизу.
Налив себе на три пальца отличного виски, Филип впервые посмотрел на несчастную и зареванную хозяйку дома.
— Знаете, хоть вы сейчас истинное чудовище…
— Ну знаете…
— Но это же правда? Глаз нет, зато нос в два раза больше, чем требуется, насморк, лицо в пятнах… Так вот, несмотря на все вышеперечисленное, вы мне такой нравитесь гораздо больше.
— Почему?
— До этого передо мной маячила античная богиня со склочным характером, а сейчас я вижу несчастную и замученную девчонку, у которой нет сил на шпильки и язвительные замечания по поводу моей социальной неустроенности и неухоженного внешнего вида.
— Мне тридцать лет…
— Бывает. Потом будет еще и тридцать пять, а уж в сорок вообще поголовно у всех начинается кризис среднего возраста.
— Я к тому, что девчонка — это уже не про меня.
— Девчонка — это состояние духа, а не показатель метрики. Вот мы с Джонни, например, считаем себя взрослыми, суровыми мужчинами, хотя нам вместе всего на год больше, чем вам.
— Значит, девчонка?
— Точно. Почему вы рыдали, девчонка?
— Очень много эмоций. Раньше мне всегда удавалось избегать подобных потрясений. Он так разговаривал с куклой… Он похож на Жанет до такой степени, что у меня сердце прихватило.
— Джонни — дитя большой любви. Он очень сильно похож на обоих родителей. Говорит, ходит, голову поворачивает — и передо мной мой старший брат. Потом наклонит головенку, улыбнется — чистая Жанет.
— Вы дружили с братом?
— Дружили — неправильное слово. Вот вы дружите со своей правой рукой? Уважаете свои… гм… ноги? Я и Тревор были — одно. Я потерял не его — часть себя. Джонни — то же самое. Я не могу отдать его, как не могу отдать свою руку или ногу. Придется либо резать по живому, либо ждать, пока само отвалится.
— Знаете, мистер Марч… я вам завидую.
— Знаете, графиня, это очень глупо — сидеть — и звать друг друга по фамилии. Давайте выпьем… ну хоть «на вы»?
— А почему не «на ты»?
— Честно? Вы не располагаете к фамильярности.
— Я и Жанно не нравлюсь.
— Я не сказал — не нравитесь. Я сказал — не располагаете к тому, чтоб общаться с вами по-свойски.
— А Жанет?
— Жанет была совсем другой. Хохотушкой и болтушкой. Выдумщицей, хулиганкой, маленькой хозяйкой, девочкой-подростком. Когда кормила Джонни — Мадонной. Другом была хорошим.
— Ладно, давайте «на вы».
Звякнули бокалы. Снова наступила тишина. Потом Шарлотта вновь заговорила.
