– Это не серьезно! – взвизгнула она, когда я сообщил ей новость по телефону.
– Тише, тише. Мы на работе.
– Где прикажете их искать? – прошипела она.
Общительность не входила в число талантов Джин. Она принадлежала Вашингтону, и, как говаривали в начале восьмидесятых, у нее не было привычки протягивать руку кому попало.
Глупо.
– Не знаю, Джин. – Голос у меня звучал кисло. – Может быть, ваша гвардия подскажет что-нибудь.
– Ну да. Как же.
Начался не самый приятный период в моей жизни. С Джин приходилось воевать по каждому пустяку. Наши взгляды на «простого американца» не совпадали. Ее американцы одевались у Лоры Эшли и ездили на «вольво».
Мой «обыкновенный американец» был обыкновенным, серым, скучным и пахучим. За этим я взялся проследить лично. Если президенту хочется нюхать реальных людей, то пусть понюхает – может быть, к нему вернется здравый смысл и он остановит недостойный спектакль. Особенно гордился я ароматным упаковщиком цыплят из Мэриленда.
– Приходите не прихорашиваясь, – сказал я ему по телефону.
Джин находила моих «обыкновенных американцев» – как мы продолжали называть их – карикатурными, и мы с ней постоянно цапались.
– Ничего себе, – проговорил я как-то вечером, прочитав ее список «простых американцев» на следующие две недели, – двое учились в Гарварде, двое в Принстоне, один в Йеле, одна в Вассаре и еще в Уэллсли!
– Знаете, – отозвалась Джин, поправляя указательным пальцем челку, – я не решилась вписать выпускника Стэнфорда.
– Джин, вы не правы, он-то как раз попал бы в свою компанию. Но никуда не годится, что все они учились в колледжах. К тому же Гарвард, Принстон…
– Что плохого в хорошем образовании? – фыркнула она.
Месяц спустя у меня уже не было сил для дискуссий. Я снял Джин с программы «Открытые двери» (она не возражала) и подключил Ху Цанга. Какое-то время к нам приходили преимущественно «восточные» американцы, и мне опять пришлось вмешаться.
Ху отлично показал себя на этой работе. Это он учредил пропускную контору, которая занималась «обыкновенными американцами» и оценивала их, отсеивая слишком умных и слишком глупых. Кандидатов, желавших участвовать в беседе с президентом, тщательно проверяла служба безопасности, потом служба здоровья, потом экономисты и этнологи. Только после этого их зачисляли в «обыкновенные американцы».
Пресса не проявила чуткости, зато проявила цинизм и поначалу отнеслась к программе подозрительно, назвав ее чистой воды рекламой. Президента разозлила такая беспочвенная критика. На пресс-конференции он сказал:
– У простых американцев, которые приходят ко мне, больше здравого смысла, чем у самых высокооплачиваемых редакторов.
После этого пресса умолкла, и Боб Петросян отметил, что рейтинг президента на той неделе поднялся на один пункт.
Несколько недель спустя правый журнал «Хьюман ивентс» сообщил, что программа «Обыкновенные американцы» внедрена КГБ. Правда, правда.
Президент расцветал во время своих бесед с «обыкновенными американцами». Когда государственные дела требовали его особого внимания и ему слишком много времени приходилось проводить на встречах с уравновешенными, застегнутыми на все пуговицы людьми, то после этого он с нетерпением требовал «подать ему простого американца». (Я всегда держал одного про запас в отеле напротив.) Они были его связью с Америкой, которую он любил, и после таких бесед он выходил посвежевшим и опять готовым нести тяжелый груз президентства. Со временем, признаюсь, он и меня переубедил. По правде говоря, наш президент был умным человеком.
Однако два случая стали началом конца программы «Обыкновенные американцы» в Белом доме.
Президенту предоставили двухстраничные заметки о человеке, который должен был прийти к нему в тот день. Это означало, что драгоценное время можно было не тратить на вопросы типа «кто вы и откуда?».
День выдался тяжелым: утром президент выступал с речью перед Национальной ассоциацией промышленников, затем состоялось заседание Законодательного собрания, потом заранее назначенные встречи с адмиралом Бойдом из Объединенного комитета начальников штабов и членами Сенатского финансового комитета. После чего у него состоялся неформальный ланч с Массо, послом Франции.
Массо был милым, но невероятно разговорчивым галлом, чье самое короткое воспоминание о Сопротивлении занимало не меньше часа. Президенту не нравилось тратить время на пустые разговоры, но так как сын Массо был президентом Франции, а он высоко ценил добрые франко-американские отношения, то приходилось за это расплачиваться. Во время таких ланчей филиппинец Аквино от души наливал президенту мартини (от которого тот отказывался, проводя подобные встречи).
Ланч продлился дольше положенного на двадцать минут, и когда я явился со своей дальнейшей программой, президент выглядел усталым. Он распустил узел галстука и отдувался. Судя по первому впечатлению, выпито было не меньше трех мартини.
– Как посол? – спросил я.
Президент закатил глаза, с чуть покрасневшими белками.
– Великолепно. Я как будто сам видел взятие Руана. Кого вы привели?
Я подал ему несколько листков бумаги с заметками о некоей миссис Смит.
– Отлично. Я могу прямо сейчас. Знаете, Массо, наверное, дышит через задний проход, ведь он ни на секунду не умолкает.
– На днях, господин президент, вы скажете что-нибудь вроде этого в своей речи и…
– Ладно, ладно.
Ему не нравилось, когда я делал такого рода замечания, однако я считал своим долгом следить за языком президента.
Мы обсудили расписание, я вернулся в свой кабинет и занялся организацией европейского турне вместе с Лесли Дэчем, ответственным за подготовку президентских визитов.
В 2 часа 18 минут раздался звонок. У меня сразу появилось невнятное ощущение, что президент чем-то недоволен.
– Вадлоу, давайте быстро сюда.
Он сунул мне распечатку о миссис Смит.
– Читайте вот тут.
Трагическая история. Дочь миссис Смит была алкоголичкой. Ее единственного сына убили во Вьетнаме. Социальные службы только что аннулировали страховку ее мужа, который находился в больнице с эмфиземой. А два месяца назад автоцистерна повалила телефонный столб рядом с ее домом, отчего вспыхнул пожар и сгорело все ее имущество. Я поморщился. Каким образом Ху пропустил женщину со столь непростой судьбой?
– Трагическая история, господин президент. Я предвижу ваши замечания. Надеюсь, беседа прошла нормально?
Президент закурил сигарету и потер переносицу.
– Я говорил с ней пять минут. Сказал, что наша страна в неоплатном долгу перед ней за гибель сына. Сказал, что мне очень жаль ее дочь, и предложил помочь с устройством в центр Бетти Форд.
