— Крэйг, ради бога…
Она не поверила своим глазам. Крэйг исчез за углом гаража. Там не было ровно ничего, кроме поленницы дров, забытой велосипедной шины и бурьяна по колено. Ей понадобилась целая минута, чтобы туда добраться, пришлось балансировать на цыпочках через опилки и щепки.
Когда он повернулся, взгляд его мгновенно упал на ее ноги.
— Да ты босиком, — заметил он.
Никто, ну никто не выводил ее из себя быстрее, чем ее бывший муж.
— Риордан! Я должна была догадаться, что ты залезешь за гараж?
— Я, собственно, этого не планировал. Я просто хотел зайти куда-то, чтобы дети несколько минут не знали, где мы.
Этого он, безусловно, добился. Ни Джон, ни Джулия ни за что бы не догадались, что их почтенные родители спрятались за поленницей. Чувство юмора у Карен шевельнулось было, но сразу пропало.
— Я слышала, что ты им сказал, и согласна с тем, как ты это провел. Ты ясно дал понять, чтобы у них не было никаких иллюзий относительно того, что мы сойдемся снова.
Солнце садилось быстро, и выражение его лица было неразличимо в полусвете.
— Я не хотел, чтобы они строили новые матримониальные планы. Не только ради нас, Кара. Ради них.
— Я же сказала, я совершенно согласна. Они достаточно натерпелись от нашего разрыва.
— Они не должны впутываться в наши проблемы.
Она кивнула на этот раз одновременно с мужем и заметила, что Крэйг поднимает руки. Заметила, но не поняла, что руки тянутся к ней, пока не стало поздно. Он взял ее за плечи, приподнял на цыпочки, склонил голову набок, закрыв от нее красное закатное небо, и затем приник губами к ее губам так, как будто бы поцелуй не мог уже ждать дольше.
Мысли рассыпались в ее голове, как конфетти. Карен думала, что у ее бывшего мужа в мыслях только дети и он списал любовное свидание в субботу как безумное, безответное и ошибочное предприятие, каким оно и было. Неважно, если ей было больно. Она рассчитывала, что Крэйг окажется мудрее, чем она.
В поцелуе, однако, мудрости не ощущалось. Она чувствовала в нем жажду, отчаяние, поиск в давлении его губ, видела те же чувства в его светящихся темных глазах. Все было как в субботу. Только хуже. Ощущение его рук, его запах, порыв, напряженность и тайное возбуждение от того, что он так близко.
Глубоко внутри нее началась дрожь. Это был страх, но сладостный страх. Как будто стоишь на высокой вышке перед прыжком в зеркально-черное озеро. Так быстро, так невероятно быстро могла она нырнуть в эту воду, так глубоко, что, может быть, не вернулась бы. Может быть, перестала бы дышать навсегда.
Но она чувствовала, что перестанет дышать, если он перестанет ее целовать.
— Черт возьми, Кара, — услышала она, но в голосе, низком и хрипловатом, таилась ласка. Его губы скользнули вниз по ее горлу, потом вверх, за ухо.
— Будь хорошей девочкой, — смеялся он когда-то, но сам-то был порочным. Он помнил, что мочки ушей были почти болезненно чувствительны. Руки скользнули по спине к бедрам. Молниеносно она прижалась к нему. Он был тверже стали. Горячей стали. Но, да простит ей бог, огонь в ее жилах был не холоднее.
— Карен!
Он схватил ее за плечи и откинул голову. Со свистом выдохнул воздух.
Это вернуло ее к реальности. То, что не могло и не должно было случиться, снова случилось. Молчание, пронизанное электричеством, повисло между ними. Она увидела темную страсть в его глазах, видела, как он стиснул зубы в яростной попытке овладеть собой. Но Карен уже не знала его так хорошо, как раньше, а в этот момент с ужасом поняла, что, возможно, никогда его не знала.
— Ты дрожишь, — проговорил он хрипло. Она кивнула. Отрицать было бы смехотворно. У нее буквально подгибались ноги. — Испугалась?
Она снова быстро кивнула.
— Не ты одна.
Он нежно, мягко провел пальцем по ее щеке, потом уронил руки и показал на бревна.
— Давай, ты сядешь сюда, — он попятился к стенке гаража, — а я постою здесь. И будем поддерживать между собой эту безопасную дистанцию, пока все это не обсудим.
Сухая попытка пошутить была несколько вымученной, но Карен была более чем готова отодвинуться на безопасное расстояние. Она опустилась на бревно и глубоко перевела дыхание.
— Крэйг… Я не понимаю, что происходит.
— Ты думаешь, я понимаю?
— Но ты все начал специально. Это произошло не случайно, как в субботу. Ты поцеловал меня умышленно.
— Да. Потому что я хотел знать, приснилась мне суббота в фантастическом сне или все было реальным.
Он повел плечами, ослабил галстук.
— И не говори мне, Кара, что не хотела бы знать то же самое. Я видел, как ты на меня посмотрела, когда я вошел.
— Я думала, ты все забыл, выбросил из головы.
— Радость моя, нужна лоботомия, чтобы я это забыл.
Их глаза встретились, в его взгляде светилась откровенность и мрачный юмор. Он напряженно изучал ее лицо.
— Если я задам тебе вопрос, ты ответишь на него прямо? Не думая, не увиливая, просто… и прямо?
Она ждала, не зная, что будет дальше.
Крэйг снова взглянул ей в глаза.
— Я хочу знать, что пошло не так. Что действительно пошло не так между нами, потому что, будь я проклят, если это когда-либо знал.
Ее пальцы внезапно впились в грубую кору бревна.
— Ну, Крэйг. Может быть, нам и удавалось скрыть это от детей, но мы же схватывались как кошка с собакой. Мы шипели друг на друга и каждый раз кусались до крови.
— Это я знаю. Я помню, как злился. Но я не уверен, что знаю и что когда-либо знал, почему ты так злилась на меня.
— Злость работала туда и обратно, — напомнила она ему, — виновата бывала не только я.
— О'кей. Но именно сейчас я хочу знать, что ты чувствовала?
Карен ощущала кору, царапающую ее нежные ладони, видела, как кровь заката струится сквозь живую изгородь. Другие женщины как-то легко умели говорить об эмоциях. Ей это было не просто. Она закрылась, замкнулась в себе после развода. Выставлять напоказ еще болевшие старые раны не было никакого желания.
— Кара? Ну просто попытайся, ладно? Я не хочу причинять тебе боль. Но мне нужно понять.
Если бы Крэйг требовал, она, быть может, заставила бы его замолчать. Но в его голосе слышалась тихая боль и огромное желание понять. Ее сердце тоже томилось долгие черные часы в аду безответных вопросов и ран, не желающих заживать. Она подняла руку в беспомощном жесте, не глядя на него, сознавая, что в голосе звучат непролитые слезы.
— Это не было что-то одно. Это были тысячи всяких вещей, которые копились, копились и копились.
К ее удивлению и огорчению, слова полились, как будто прорвало плотину:
