— Каналы, — сказал он. — Ты, например, знаешь, что из Балтийского моря можно попасть в Чёрное, даже не приближаясь к Атлантическому океану и Средиземному морю?
Я удивлённо покачал головой.
— Таким же образом можно попасть и в Каспийское море, то есть оказаться глубоко в Азии, — взволнованно прошептал он.
— Это правда? — удивлённо спросил я.
— Конечно! Это так же верно, как то, что существует Сен-Готардский туннель. Хотя это и трудно себе представить.
Я посмотрел вниз, на реку, и теперь мне тоже показалось, что от неё пахнет тиной и водорослями.
— Чему только вас учат в школе, Ханс Томас? — спросил папашка.
— Нас учат тихо вести себя на уроках, — ответил я. — Это очень трудно, и у нас уходит много лет на то, чтобы этому научиться.
— О’кей… Как думаешь, вы бы сидели тихо, если бы учитель стал рассказывать вам о судоходстве на реках Европы?
— Возможно. Я даже в этом уверен.
На этом перекур окончился. Мы поехали дальше вдоль Тичино. Сначала мы проехали Беллинцону, большой город с тремя огромными средневековыми замками. Прочитав мне небольшую лекцию о средневековых крестоносцах, папашка сказал:
— Тебе известно, что меня немного интересует космос. И больше всего планеты, особенно те, на которых есть жизнь.
Я не ответил ему. Мы оба прекрасно знали, что это его интересует. Он продолжал:
— Ты, наверное, знаешь, что как раз недавно открыли планету, на которой живёт несколько миллионов разумных существ. Они передвигаются на двух ногах и смотрят на свою планету через живые линзы!
Я признался, что впервые слышу об этом.
— Эта маленькая планета опутана сложной сетью дорог, по которым эти хитрые создания ездят в цветных машинках.
— Это правда?
— Yes, sir![15]Эти загадочные создания построили на своей планете несколько очень высоких зданий, больше ста этажей каждое. А под этими зданиями они вырыли длинные туннели и ездят по ним в электрических поездах, которые ходят по рельсам.
— Ты в этом уверен? — спросил я.
— Совершенно уверен.
— Но… почему же я никогда не слышал об этой планете?
— Ну во-первых, её открыли совсем недавно. А во-вторых, думаю, что её открыл только я.
— И где же она находится?
Папашка затормозил и съехал на обочину.
— Здесь! — сказал он и хлопнул по приборной доске. — Это и есть моя удивительная планета! А мы — эти умные существа, которые едут в красном "фиате".
Несколько минут я дулся, что он меня разыграл. Но потом до меня дошло, как непостижим наш мир, и я ему всё простил.
— Люди бы просто помешались, если бы астрономы открыли ещё одну населённую планету, — сказал он наконец. — Они ещё не перестали удивляться той, на которой живут.
Папашка надолго замолчал, и я стал украдкой читать дальше свою книжку-коврижку.
Мне было не так просто запомнить всех пекарей в Дорфе. Но вскоре я уже уяснил, что Людвиг — это тот, который написал эту книжку, а Альберт тот, кто рассказывал ему о своём детстве и о том, как он попал к Хансу Пекарю.
ВОСЬМЁРКА ПИК
…подобно вихрю из дальних стран…♠ Альберт Клагес поднёс бокал к губам и сделал глоток.
Глядя на его старое лицо, мне было странно думать, что это тот самый маленький заброшенный мальчик, мама которого умерла от туберкулёза. Я попытался представить себе ту особую дружбу, которая возникла между ним и Хансом Пекарем.
Я тоже был одинок, когда пришёл в Дорф, но тот, кто здесь принял меня к себе, по собственному опыту знал, что это такое.
Альберт поставил бокал на стол, пошевелил поленья в очаге и продолжил свой рассказ:
— Все в городе знали, что Ханс Пекарь живёт в бревенчатой избушке чуть выше Дорфа. О его жизни там ходило много историй, но не думаю, что кто-нибудь из жителей Дорфа побывал у него дома. Поэтому не удивительно, что я весь сгорал от любопытства, когда этим зимним вечером отправился к нему в гости. Я был первый, кому было разрешено прийти домой к загадочному пекарю.
На западе над горами висела полная луна, на вечернем небе уже зажглись первые звёзды. Поднимаясь по склону, я припомнил, как Ханс Пекарь сказал, что однажды я отведаю лимонада, который будет в тысячу раз лучше того, которым он угостил меня после той драки. Может, этот лимонад как-то связан с его великой тайной?
Вскоре, как ты понимаешь, я увидел на склоне дом. Это был тот же самый дом, Людвиг, в котором сейчас сидим мы с тобой.
Я быстро кивнул, и старый пекарь продолжал:
— Я прошёл мимо колонки, перешёл покрытый снегом двор и постучал в дверь. И тут же Ханс Пекарь отозвался:
"Входи, мой сын!"
Не забывай, мне было не больше тринадцати. Я по-прежнему жил в нашей усадьбе вместе с отцом. И мне стало как-то не по себе, когда чужой человек назвал меня своим сыном.
Я вошёл в дом и сразу оказался в сказочном мире. Ханс Пекарь сидел в качалке, и по всей комнате стояли чаши, и в каждой плавало по одной золотой рыбке. А в каждом углу переливалась маленькая радуга.
Но здесь были не только золотые рыбки. Я долго стоял и разглядывал невиданные прежде вещи. Лишь много лет спустя я смог назвать предметы, которые тогда увидел.
Тут были корабль в бутылке и раковины, фигурка Будды и драгоценные камни, бумеранги и негритянские статуэтки, старинные шпаги и мечи, ножи и пистолеты, персидские пуфики и индийские ковры из овечьей шерсти. Особенно моё внимание привлекла странная стеклянная фигурка животного с острой головой и шестью ногами. Всё это было подобно вихрю из дальних стран. Кое о чём мне, может, и приходилось слышать, ведь это случилось задолго до того, как у нас появилась фотография.
Атмосфера в этом маленьком доме была не похожа на ту, к которой я привык. Я пришёл как будто не к Хансу Пекарю, а к старому мореплавателю. По всей комнате горели масляные светильники, они тоже отличались от керосиновых ламп, которые я привык связывать с морской жизнью.
Старик попросил меня сесть на стул перед очагом, это был тот же стул, на котором сейчас сидишь ты, Людвиг. Ты меня понимаешь?
Я кивнул.
— Прежде чем сесть, я обошёл всю эту небольшую комнату и рассмотрел всех золотых рыбок. Одни были красные, жёлтые и оранжевые, другие — зелёные, синие и фиолетовые. Раньше я видел только одну золотую рыбку. В задней комнате пекарни у Ханса Пекаря. Я часто стоял и смотрел, как она плавает кругами в своей чаше, пока Ханс Пекарь разделывал тесто.
