Через месяц, когда значительную часть выходных дней я проводил, пытаясь освободить от бечевки каждый имеющийся на террасе предмет, мы решили, что настало время отпустить кота с привязи. Мой домовладелец, с семьей которого мы делили переднюю террасу, жаловался, что их велосипеды плотно опутаны бечевкой и похожи на мумии, извлеченные из гробницы Тутанхамона.
Однако Синди и Марло пришлось остаться в городе именно в тот уик-энд, который мы выбрали для осуществления очередного этапа приобщения Нортона к природе. Одна из ее лучших подруг находилась проездом в городе, и они решили устроить девичник. Со всеми вытекающими из него безумствами: недиетической колой, маслом в салате, громким обсуждением инфекций мочевого пузыря. Нам с Нортоном предстояло провести холостяцкий уик-энд.
В пятницу вечером в такси меня осенило потрясающее и, как показало будущее, полезное открытие. Мне всегда казалось странным, что никто из радостных пассажиров фургона или парома не обращал внимания на то, что у меня на плечах сидел невероятно милый кот, вытворяющий неправдоподобно милые трюки. Конечно, я не ожидал транспарантов или песен о «Коте по имени Нортон»:
Скажите, кто тот вислоухий кот,
В котором страха ни на йоту?
Кто прыгает как акробат?
Да это же наш милый Нортон!
Я надеялся на случайные реплики вроде: «Какой кот!», или «Он всегда такой хороший?», или «Что случилось с его прелестными ушами?». Но даже их я не слышал.
Итак, в пятницу я ехал, погрузившись в чтение спортивной колонки «Пост», а кот на моем плече изучал достопримечательности шоссе. Сидящая за мной женщина в футболке с надписью «Жизнь — это пляж» неожиданно спросила:
— Какой породы этот кот?
— Шотландской вислоухой, — объяснил я. — Его уши согнуты пополам. Видите?
— Он изумительный.
Улыбнувшись, я вернулся к спортивной колонке.
— Извините, — обратилась ко мне дама, сидящая рядом. Она тоже была в футболке с надписью «Жизнь — это пляж». — Как называется порода?
— Шотландская вислоухая. Видите? Его уши согнуты вот так.
— Он очень красивый!
— Спасибо.
— Он всегда такой воспитанный?
— Всегда, — гордо ответил я и опять уткнулся в спортивные новости.
— Так это шотландская вислоухая порода? — Женщина передо мной обернулась ко мне с улыбкой. На ней не было футболки с надписью «Жизнь — это пляж».
— Да, — кивнул я.
— Потому что его уши согнуты на такой манер?
— Точно.
— Он очень милый.
— Да, я знаю.
— Он всегда такой хороший?
Я гордился своей острой проницательностью по отношению к поступкам людей, но у меня не было объяснения, почему уши Нортона неожиданно оказались главной темой разговора во время нынешней поездки. И лишь оказавшись на пароме, я наконец все понял.
Мы сидели на верхней палубе. Нортон рассматривал чаек, носящихся над волнами. Я поглощал жареных моллюсков, фирменное блюдо «У Порки», недорогого паба на пристани.
Сегодня я был один.
В этом и заключалась разница.
Никто не хотел расточать похвалы моему коту, пока рядом была привлекательная женщина, с которой я встречался. Но в этот вечер Синди со мной не было. И Нортон вдруг стал идеальным поводом для беседы.
Я удивился. Никогда не воображал себя объектом женской страсти или желания. И не воспринимал Нортона как приманку для ловли на живца. Неужели в мире все так плохо, что люди общаются друг с другом, только если им что-нибудь нужно? Например, спутник жизни. Невероятно.
Неожиданно, словно по сигналу, чья-то рука резко опустилась предо мной и схватила моллюска — моего моллюска — с пластиковой тарелки.
Подняв голову, я увидел привлекательную женщину лет двадцати семи с моллюском в руках. Она была одета — не забывайте, все происходило несколько лет назад — в майку на манер героини из «Танца-вспышки». Этим летом мне грозило близко познакомиться с подобным стилем в одежде. В сонном местечке, вроде Файер-Айленда, расположенном близко от Манхэттена, меня всегда поражало, как быстро в него проникают всевозможные новомодные причуды. Из них лично мне больше всего нравится игра «Кадима». Ее также можно назвать «Глупейшей из когда-либо изобретенных игр». У каждого из двух или трех участников деревянная ракетка и твердый черный резиновый мячик. Цель игры — по-обезьяньи встать на пляже, желательно в самом центре его многолюдной части, и надоедать людям, которые пытаются заниматься своими делами. Игроки перекидывают мяч друг другу, не позволяя ему коснуться песка. Здесь нет сетки, аутов, очков, нет других правил, кроме тех, про которые я уже рассказал. Главное — громкий раздражающий стук, который отражается эхом каждый раз, когда мяч ударяется о ракетку. Звучит забавно, не так ли? Поверьте, тем летом «Кадима» была отличным развлечением на океанском побережье.
Но вернемся к похитительнице моллюска.
Ее майка была специально разорвана у горла, обнажая загоревшее плечо (и не только его), на котором красовалась крохотная татуировка. Меня охватил иррациональный страх, что при очень близком ее изучении я обнаружу на ней написанную мельчайшими буквами надпись: «Жизнь — это пляж». Поэтому я отвел взгляд или по крайней мере сфокусировал его на моллюске.
— Я знала, что человек с таким милым котом, — начала она, — не будет против поделиться едой. Я очень проголодалась.
Женщина продемонстрировала все свои зубы, одарив меня самой дружелюбной улыбкой, какую я когда-либо получал. Она произвела бы на меня еще больший эффект, если бы не десны, которые, казалось, начинались ото лба и спускались чуть ли не до колен.
— Извините, вы не могли бы вернуть то, что взяли с моей тарелки? — вежливо попросил я.
Она снова сверкнула зубами, только на сей раз между ними зажала маленького жареного моллюска.
— Какой породы у вас кот?
Я не ответил. Я наблюдал, как женщина жует.
— Почему у него уши опущены вниз? Он напуган?
Я покачал головой. Она сглотнула, а я проследил за тем, как маленький комок скользнул по ее гортани и скрылся из виду.
— Вы дали ему успокоительное? Как он может так спокойно сидеть?
И в следующее мгновение ее унизанные драгоценными кольцами загорелые пальцы опять потянулись к моей тарелке. Я поднял руку, чтобы помешать ей. Наши пальцы на мгновение переплелись… Но женщина опять сверкнула своей ослепительной улыбкой, которая слегка померкла, когда я крикнул:
— Прикоснешься к еще одному моллюску, и ты умрешь!
Полагаю, она посчитала это шуткой, потому что попыталась высвободить свою руку и совершить очередное покушение на мой ужин.
— Не хочу показаться грубым, — продолжил я, мастерски подражая спокойствию Клинта Иствуда, — но я очень голоден. Я купил этих моллюсков и имею право съесть их всех, за исключением тех, которых скормлю своему коту. Не возражаю, если он возьмет одного из них, потому что я его знаю. А с вами я не знаком. Если вы попытаетесь залезть в мою тарелку, боюсь, мне придется выяснить, где вы живете, проникнуть туда среди ночи и сломать вам большие пальцы.
