— Тихо! Тебя могут услышать…
— Пускай! Я в больнице, я только что узнала, что скороумру, и лучшее, что ты мог придумать, — этот дурацкий розыгрыш. В головене укладывается. Думаешь, что это смешно?!
Поппи задыхалась от гнева. Джеймс попытался было ееуспокоить, но вдруг застыл на месте, глядя на дверь.
— Сюда идет сестра, — сказал он.
— Прекрасно, я попрошу ее выкинуть тебя отсюда вон!
Ярость Поппи иссякла, на глаза наворачивались слезы отпронзительного чувства одиночества и покинутости: ей казалось, что Джеймс еепредал.
— Ненавижу тебя, ненавижу, — прошептала она.
Дверь распахнулась, и в палату вошла сестра в блузке вцветочек и зеленых брюках.
— Что здесь происходит? — спросила она, включаясвет, и тут заметила Джеймса. — Все ясно… На члена семьи ты не похож.
Сестра улыбалась, но в голосе ее звучала властность,требующая беспрекословного подчинения.
— Да, он мне никто, и я хочу, чтобы он ушел, —сказала Поппи.
Сестра взбила подушки у нее в изголовье и положила ей на лобмягкую руку.
— На ночь здесь могут оставаться только членысемьи, — обратилась она к Джеймсу.
Поппи уставилась на экран телевизора, ожидая ухода Джеймса.Но вместо этого он обошел кровать и встал рядом с медсестрой, котораяпоправляла одеяло, не отводя от него взгляда. Ее руки двигались все медленнее ивдруг совершенно замерли.
Поппи смотрела на нее во все глаза, а сестра, будтозагипнотизированная, не сводила глаз с Джеймса. Ее руки безвольно лежали наодеяле.
Джеймс пристально смотрел на медсестру. При включенном светеПоппи хорошо видела его лицо, и оно снова показалось ей незнакомым и странным.Джеймс был очень бледен и напряжен, словно выполнял работу, требующую огромныхусилий: челюсти сжаты, а глаза… глаза мерцают в темноте, как настоящее серебро.
Почему-то в этот миг перед внутренним взором Поппи предсталаумирающая от голода пантера.
— Как видите, все в порядке, — сказал Джеймссестре, словно продолжая начатый разговор.
Медсестра моргнула, затем огляделась вокруг, как будтоочнулась после наркоза.
— Да-да, все в порядке, — ответила она. —Позвоните мне, если… — тут она снова рассеянно оглянулась, — есличто-нибудь понадобится.
Сестра вышла из палаты. Поппи следила за ней, затаивдыхание. Потом она медленно перевела взгляд на Джеймса.
— Я знаю, это многие умеют, — произнесДжеймс, — затасканный прием демонстрации собственного могущества, ноиногда он может сослужить добрую службу.
— Вы с ней это подстроили, — прошептала Поппи.
— Нет.
— Тогда это просто психологический трюк, вроде «Угадайс трех раз, как меня зовут».
— Нет, — ответил Джеймс и опустился на оранжевоепластиковое сиденье кресла.
— Тогда я схожу с ума.
Впервые за этот вечер Поппи не думала о своей болезни. Онавообще не могла ни о чем думать. В ее мозгу царили хаос и смятение. Оначувствовала себя, как Дороти из «Волшебника из страны ОЗ» в своем домике,подхваченном и унесенном бурей.
— Нет, голова у тебя в порядке. Это я все сделал нетак. Я же говорил тебе, что мне трудно объяснить. Да, в это невозможноповерить. Мы делаем все для того, чтобы в это невозможно было поверить. Мыприлагаем огромные усилия, чтобы смертные отрицали само наше существование. Отэтого зависит наша жизнь.
— Джеймс, извини, я просто… — Поппи почувствовала,что у нее дрожат руки. Она закрыла глаза. — Может быть, тебе лучше просто…
— Поппи, пожалуйста, посмотри на меня, я говорю тебеправду, я клянусь. — Он заглянул ей в лицо и перевел дыхание. —Хорошо, я этого не хотел, но…
Джеймс наклонился к Поппи. Она не отшатнулась и заметила,как расширились его зрачки.
— Теперь смотри, — сказал он и слегка раздвинулгубы.
Обычное движение, но то, что представилось взору Поппи,глубоко ее поразило. Она увидела настоящее преображение. В мгновение ока онпревратился из близкого и привычного Джеймса в совершенно чужое, незнакомоесущество.
В его глазах мерцало серебро, и весь облик приобрел хищный,устрашающий вид. Но Поппи едва заметила это. Она не отрываясь смотрела на егозубы. Нет, не зубы, а клыки. Как у кошки. Длинные, чуть загибающиеся внутрь иневероятно острые на концах, совершенно непохожие на клыки вампиров,продающиеся в сувенирных лавках. Они были очень сильными и очень реальными.Поппи вскрикнула. Джеймс зажал ей ладонью рот.
— Тс-с. Мы же не хотим, чтобы сестра вернулась.
Когда он отнял руку от ее губ, Поппи простонала:
— О боже, боже…
— Помнишь, ты часто говорила мне, что я умею читатьмысли, помнишь? А еще, что я слышу то, чего не слышишь ты, и хожу быстрее тебя?
— Господи…
— Это правда, Поппи.
Джеймс поднял оранжевое кресло и завязал в узел одну из егометаллических ножек. Он проделал это легко и изящно.
— Мы сильнее, чем смертные. — Он распрямил ножку ипоставил кресло на место. — Мы лучше видим в темноте, мы созданы дляохоты.
Поппи силилась поймать ускользающие мысли.
— Мне наплевать на глупости, которые ты тут наговорил.Ты не можешь быть вампиром. Я знаю тебя с пяти лет, и ты становишься старше скаждым годом, как и я. Объясни мне это, если сможешь.
— Все, что ты знаешь о вампирах, вымысел.
Поппи изумленно воззрилась на него. Джеймс снова вздохнул ипродолжил:
— Все, что ты знаешь о вампирах, ты почерпнула из книгили телесериалов. А романы и сценарии — я это гарантирую — написаны смертными.Никто из Царства Ночи ни за что не нарушит кодекса молчания.
— Царство Ночи? Что это?
— Это такое тайное сообщество. Сообщество вампиров,ведьм и оборотней. Милейшие люди. Потом я тебе все объясню, — мрачносказал Джеймс. — А сейчас тебе достаточно просто знать, что я вампир,потому что мои родители вампиры. Я таким родился. Мы из потустороннего мира.
Теперь Поппи могла думать только о мистере и миссис Расмуссенс их роскошной виллой и мерседесами.
— Твои родители?!
— Мы — ламии, — продолжал Джеймс, не обращаявнимания на ее восклицание. — Это старинное название вампиров, но мы импользуемся для обозначения тех, кто родился от родителей-вампиров. Мы рождаемсяи старимся, как смертные, но в отличие от них мы способны остановить старение,когда захотим. Мы дышим, мы выходим на улицу при дневном свете, мы даже можеместь обычную пищу.
