Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
— Я не уверена, я видела, — весомо проговорила баба Надя. — Все прочие за фокусником следили, по сторонам не глазели, а я как раз почти за спиной Генриетты сидела — все видела. Осталось только выяснить, пользуется ли наша собачница сердечными пилюлями, имеет ли доступ к рецептам, понимаешь?
— Пожалуй, да… — пробормотал Архипов и первым вышел из номера.
Генриетта Константиновна Разольская открыла дверь не сразу. Вначале крикнула «Минуточку!», шуршала чем-то минуты полторы, потом приоткрыла дверь совсем чуть-чуть и в щелочку взглянула на визитершу.
— Надежда Прохоровна? — удивилась. Смоляной парик сидел на ней немного косо, из-под черных прядок выбивались седенькие волоски, помада на губах лежала тоже кое-как. Богачка была совершенно не готова к приему гостей и приглашать к себе не торопилась. — Чему обязана?
— Ох, — простонала баба Надя, — у вас нитроглицеринчику не найдется?
— В главном корпусе есть врач. Позвоните, вам принесут таблетку.
— Ох, ох, — запричитала сыщица Губкина и так показательно схватилась за сердце, что Разольской ничего не оставалось, только как посторониться и пропустить захворавшую соседку в номер.
— Сейчас, сейчас, Надежда Прохоровна. Проходите. Садитесь на диван, я мигом! — И скрылась в спальне.
Баба Надя, шаркая, ввалилась в гостиную, огляделась по сторонам: ничего себе номерочек, не хуже нашего будет. Завиточки, кандибоберы…
К гостье сразу же подбежал Арно, обнюхал ее ноги, баба Надя сказала псинке «у-тю-тю»…
Собака на дружбу не повелась. Приподняла верхнюю губу, показала меленькие острые зубы и наморщила нос.
Ух ты! Надежда Прохоровна хорошо знала таких вот мелких злобных шавок. От горшка и вершка не будет, а норову — на хорошего ротвейлера. За пятку схватит, почтальону портки порвет, а от кошки сама на дерево вскарабкается.
Бдительно следя за собакой, баба Надя опустилась в ближайшее кресло и от греха подальше прибрала под него ноги в тапочках. Врачи врачами, а пока из главного корпуса добежать успеют, кровью истечешь…
Арно подошел ближе и, гипнотизируя гостью взглядом коричневых выпуклых глазенок, сел напротив: не балуй, тетка!
Пухлотелая Генриетта Константиновна ходко выкатилась из спальни; на ходу копошась в косметичке-аптечке, достала упаковку нитроглицерина, выщелкнула одну красную горошину:
— Вот. Возьмите.
С видом почти уже умершей бабушки Надежда Прохоровна положила горошину под язык, расслабленно закрыла глаза.
— Сейчас отпустит, — пробормотала. — А у вас этих… — слабо покрутила рукой в воздухе, — никак название запомнить не могу… ах да… — произнесла название лекарства, которым отравили Богрова. Незаметно посмотрела на хозяйку номера сквозь неплотно прикрытые ресницы.
Никакой особенной реакции. Только искреннее беспокойство.
— Вы сердечница? — негромко поинтересовалась Разольская.
— Угу.
— Давайте я все же врача вызову…
— Да нет, не надо… мне бы таблеточку… пожалуйста…
— А вам это лекарство раньше прописывали?
И снова на лице и в голосе только беспокойство, без всякого подозрительного напряжения при упоминании таблеток.
Но впрочем, и о том, что у нее нет названного лекарства, не говорит. Не отнекивается.
Надежда Прохоровна широко открыла глаза, в упор, требовательно поглядела на чуть опешившую от неожиданной перемены в гостье Генриетту Константиновну и напрямик спросила:
— А Мишу Богрова ты спросить забыла: прописывали ли ему врачи это лекарство? Предписывали вместе с алкоголем принимать?
Удар пришелся по месту. Лег кое замешательство сменило понимание всего. Надежда Прохоровна прожила долгую жизнь, научившую читать по лицам: Генриетта сразу поняла, на что ей намекнула «прихворнувшая» соседка.
Слишком быстро поняла.
Отпрянула. И привычное для нее, как успела заметить Надежда Прохоровна, слегка дурашливое выражение лица сменила мина то ли брезгливости, то ли нешуточного сожаления. Верхняя губа приподнялась и напряглась, совсем как у собаки.
Разольская слепо повернулась к окну, стянула с головы дурацкий молодежный парик, провела им под подбородком, по шее…
— Убили, значит, Мишу? — сказала тихо. — Отравили…
Надежда Прохоровна наблюдала, как медленно, неотвратимо наползает на женщину оторопь, как повисает рука со стиснутым в кулаке париком. Опустив плечи, Разольская застыла соляным столбом, на несколько минут забыла о гостье, наблюдающей за ней, не слыша встревоженное сопение собаки…
Куда девалась дамочка с сумасшедшинкой в глазах? Куда ушла пугливая жертва новомодной фобии? Перед Надеждой Прохоровной стояла вполне нормальная пожившая тетка: с седеньким хвостиком на затылке, с морщинистыми пальцами, не упрятанными ни в какие атласные перчатки. На руках, где и положено, — россыпь старческой гречки, под глазами, как и у всех в этом возрасте, — мешки.
Стянув парик, Генриетта как будто утратила весь прежний ненормальный, совсем не украшавший ее шик. Кричащую яркость.
Обычной стала. Более понятной.
И сумасшествия совсем лишилась. Что тоже радовало.
В комнату тихонько постучали, Разольская очнулась, поджимая подбородок, задумчиво оглядела Надежду Прохоровну…
— Вы имеете отношение к правоохранительным органам? — спросила, прищурив только что незрячие глаза.
Надежда Прохоровна не ответила. По прежним своим расследованиям знала — как важно тонкое психологическое равновесие «момента истины», как важно его не разрушить: нарушишь, поколеблешь одним неточным словом — пиши пропало. Колыхнется внутренняя чаша в другую сторону, спрячется готовый к откровению человек в раковину и вновь уж не покажется. Передумает. Или испугается.
— Вы работаете в службе безопасности этого отеля? — продолжала допытываться Разольская, не обращая внимания на повторный стук в дверь.
Баба Надя и тут ничего отрицать или подтверждать не стала. Сидела на диване в любимой позе — руки высоко под грудью сложены — и в упор смотрела на хозяйку апартаментов.
— А впрочем, ладно, — отмахнулась Генриетта, — какая разница? — И, гаркнув в сторону двери: — Войдите! — ушла в спальню: Надежда Прохоровна через незакрытую дверь видела — села на пуфик перед туалетным столиком, начала нарядный платок на седенькую голову тюрбаном налаживать. — Принесите, пожалуйста, еще один прибор! — приказала официанту оттуда.
Привезший сервировочный столик парнишка кивнул, открыл дверь — сразу за порогом, можно сказать, высоко подпрыгивая, метался шеф Пал Палыч, строя бабе Наде из коридора страшные глаза.
Надежда Прохоровна бросила косой взгляд на сидящую перед зеркалом Генриетту — их взаимные отражения встретились взглядами — и сделала Паше незаметный жест ладошкой — уйди, мол, не до тебя, у меня тут «момент истины» назревает.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
