— Тогда для тебя это платье останется просто платьем, — промолвила колдунья. — Ткань Серены отвечает только потаенным мечтам. А там, где нет надежды, нет и мечты.
— Ты говоришь загадками, Кассандра.
— За это всегда упрекали и упрекают Посвященных… Твоей служанке сегодня лучше?
— О да, — неуверенно произнесла Ариана, застигнутая врасплох внезапным поворотом беседы.
— Вот и хорошо. Напомни ей, чтобы она принимала ровно столько снадобья, сколько я ей предписала. Не то слишком большая доза затуманит ее разум.
— Как я узнаю разницу? — пробормотала Ариапа. — У девчонки ума не больше, чем у гусыни.
Кассандра загадочно усмехнулась.
— Бланш больше похожа на ворону, чем на гусыню, — промолвила Посвященная. — Она по-своему проницательна, да только ее всегда будет привлекать то, что ярко блестит.
Ариана не могла не улыбнуться — так точно Кассандра разгадала характер ее служанки.
Кассандра, кивнув ей на прощание, удалилась, оставив юную норманнскую леди наедине с колдовским подарком. Платье было точь-в-точь под цвет глаз Арианы, сверкавших аметистовым огнем. Девушка вновь посмотрела на него с затаенной тревогой.
Но на сей раз она не увидела ничего, кроме искрящихся и переливающихся бликов света в складках драгоценной ткани.
Ариана почувствовала облегчение и… разочарование. Со вздохом сожаления она осторожно разложила платье на постели.
На той самой постели, которую сегодня ночью ей придется разделить с Саймоном.
«Нет! Я не смогу вынести все это еще раз.
Никогда, ни за что!»
Ариана судорожно сжала в руках складки платья. И вдруг почувствовала, что странная ткань мягко ластится к ней, обещая сладостный аметистовый мир, в котором нет места предательству и отчаянию, где мужчины умеют любить, а женщины кричат не от боли, а от наслаждения.
Девушка смотрела на чудесное платье, как зачарованная. Потом невольно вгляделась «в глубь» ткани…
«Воин, сдержанный и пылкий, весь отдавшийся страсти.
Его могучее тело застыло над ней в ожидании…»
Волна отчаяния захлестнула Ариану.
«Надеются только глупцы! Из этой западни выход только один, и мне остается молить Бога, чтобы он дал мне силы совершить то, что я должна совершить».
— Леди Ариана!
Ариана вздрогнула, будто от удара. Поспешно бросив платье на постель, она резко обернулась.
В дверях стояла в терпеливом ожидании леди Маргарет, супруга Волка Глендруидов. В зеленых глазах Мэг светилось сочувствие и любопытство.
— Прости, что помешала тебе, — произнесла она.
— Нисколько. — Голос Арианы прозвучал хрипло, словно она молчала целую вечность.
Отрешенно глядя на глендруидскую колдунью, Ариана лихорадочно размышляла, как долго она рассматривала платье, тщетно сопротивляясь его очарованию, в то время как ее душа упрямо стремилась к сверкающей недоступной мечте.
«Господи, как я глупа!»
— Я принесла тебе душистое мыло, — сказала Мэг. — Уверена, тебе понравится его аромат.
«Может быть, мне следует попросить у Мэг душистого мыла, чтобы польстить вашему изысканному обонянию?
— В этом нет нужды — мне и так приятен ваш запах».
В памяти Арианы опять всплыла прежняя картина: Саймон склоняется к ней, как там, в аметистовой мечте. Она приглушенно вскрикнула — так ясно предстало перед ней это видение.
«Но разве я смогу стать той женщиной с темными разметавшимися волосами? Возможно ли это?..
Дурочка! Как же можно быть такой наивной! Да тебя просто хотят околдовать, чтобы ты вышла за человека, угодного Посвященным. Только мужчины получают удовольствие на брачной постели — неужели ты до сих пор этого не поняла?»
— Леди Ариана! Вам дурно? — тревожно воскликнула Мэг, торопливо входя в комнату. — Может, мне послать за Саймоном?
— Зачем? — хрипло спросила Ариана.
— У него легкая рука — он умеет врачевать.
— Саймон?
В голосе Арианы слышалось явное недоверие. Мэг улыбнулась.
— Да, Саймон, — повторила она. — Ты можешь мне не верить, но, несмотря на всю свою кажущуюся суровость, он очень добр.
По лицу норманики промелькнуло облачко сомнения, и Мэг принялась расхваливать Саймона с удвоенным пылом:
— Ты знаешь, когда Доминик был при смерти и лежал в беспамятстве, Саймон не отходил от него ни на шаг и даже спал у двери, чтобы слышать малейший его вздох.
— А, Доминик, — многозначительно произнесла Ариана, как будто это имя ей все объясняло.
И правда, Саймон был прозван Верным за свою беззаветную преданность брату — это было всем известно.
— Саймон добр не только к Доминику, — возразила Мэг. — Да все кошки в замке наперебой стремятся заслужить его расположение!
— Правда?
Мэг утвердительно кивнула, и язычки пламени заиграли в ее огненно-рыжих волосах. Золотые колокольчики, вплетенные в длинные густые косы, нежно позванивали при каждом движении ее головы.
— Кошки? Как странно, — нахмурившись, произнесла Ариана.
— Да, они к нему привязываются, как по волшебству.
— Наверное, чувствуют в нем родственную душу. Их притягивает его жестокость, а не доброта.
— И ты действительно так думаешь?
Ответа не последовало.
— Неужели Саймон был груб и жесток с тобой во время вашего переезда в Стоунринг? — резко спросила Мэг.
Ариана молчала в нерешительности — только арфа могла сейчас выразить ее мысли, успокоить дрожь пальцев и тревогу в ее душе. Но арфа была далеко, на другом конце комнаты, а девушке не хотелось обнаруживать свою слабость перед глен-друидской колдуньей.
— Так что же, миледи? — настойчиво повторила Мэг.
— Нет, — неохотно ответила наконец Ариана, — дорога была тяжелой, погода — отвратительной, но Саймон не был со мной ни груб, ни резок.
— Тогда почему ты считаешь его жестоким?
— Он мужчина, — коротко ответила Ариана.
— Ну да, — улыбнулась Мэг, — так уж повелось — жених обычно бывает мужчиной.
Но Ариана продолжала, не обращая внимания на ее реплику:
— Меня не обманут его чарующая улыбка и неотразимая внешность — я знаю, он только и ждет своего часа, чтобы дать выход жестокости.
Мэг задохнулась от удивления.
— Я не стремлюсь унизить этим подозрением именно Саймона, — поспешно добавила Ариана. — Все мужчины таковы. И ожидать от них другого — значит быть непроходимой дурой.
Внезапно Мэг бросила на Ариану взгляд, которым глендруиды «видели» душу человека.
