Глава третья
Отдел убийств Милгартского полицейского отделения.
Радкин, Эллис и я.
Время – начало седьмого утра. Сегодня вторник, 31 мая 1977 года.
Мы сидим вокруг большого стола, барабаня пальцами по столешнице. Телефоны молчат.
Через двойные двери входят заместитель начальника полиции Джордж Олдман и начальник уголовного розыска Ноубл, они кидают на стол две большие желтые папки.
Инспектор Радкин щурится на верхнюю и вздыхает:
– Да сколько же можно, черт их возьми.
Я читаю: Престон, ноябрь тысяча девятьсот семьдесят пятого года.
Черт.
Я знаю, что это значит:
Два шага вперед, шесть шагов назад -
Ноябрь 1975: еще никто не забыл стрэффордскую перестрелку, все сыты по горло внутренними расследованиями, Питер Хантер и его свора принюхиваются к нашим задницам. Сотрудники окружного полицейского управления Западного Йоркшира – спиной к стене, заткнув глотки, если ты понимаешь, что не нужно плевать в колодец, кусать руку, которая тебя кормит и т. п., Майкл Мышкин идет на дно, судья выкидывает ключ.
– Клер Стрэчен, – бормочу я.
Ноябрь 1975: ВСЕ НАЧИНАЕТСЯ ПО НОВОЙ.
Эллис не въезжает.
Радкин собирается его просветить, но влезает Джордж:
– Как вам известно, Клер Стрэчен, ранее судимая за проституцию, была найдена изнасилованной и избитой до смерти в Престоне в ноябре 1975 года. С тех пор прошло почти два года. Тогда к нам сразу же приехали ребята из Ланкашира, чтобы ознакомиться с делом Терезы Кэмпбелл, а Джон и Боб Крейвен ездили к ним в прошлом году, после убийства Джоан Ричардс.
Я думаю: они оттесняют Радкина от дела. Интересно, почему?
Я смотрю на него, он кивает, изо всех сил пытается участвовать в разговоре.
Но Олдман ему не дает:
– Короче, я не знаю, что вы там себе думаете, считаете ли вы Клер Стрэчен частью этой цепочки или нет, а мы снова поедем в Престон и выясним все подробности этого чертова дела.
– Только время терять, – вставляет наконец Радкин.
Олдман багровеет, Ноубл – темнее тучи.
– Простите, сэр, но мы с Бобом провели там в прошлый раз два дня – два, да? – и я вам точно говорю: это другой. Хотел бы я, чтобы это был один и тот же, но увы.
– Вы хотели бы, чтобы это был один и тот же? Что вы хотите этим сказать? – заблеял Эллис.
– Он оставил кучу улик, мать его. Я просто поражаюсь, что этого мудака до сих пор не взяли.
Ноубл хмыкает, всем своим видом говоря: это же Ланкашир, что там говорить.
– А почему вы так уверены, что это не он? – спрашивает Эллис.
– Ну, для начала он ее изнасиловал, а потом еще и вставил ей в задницу. Оба раза кончил, хотя, глядя на нее, я просто не понимаю, как ему это удалось, мать его.
– Уродина?
– Не то слово.
Эллис с полуулыбкой сообщает всем то, что мы уже и так знаем:
– Тогда это не наш паренек, на него это совсем не похоже.
– Да ему все равно, что трахать, лишь бы дырка была, – кивает Радкин.
– Что-нибудь еще? – спрашиваю я.
– Ага, значит, сначала он с ней как следует поразвлекся, а потом стал прыгать по ней, пока у нее не лопнула грудная клетка. Веллингтоны десятого размера.
Я смотрю на Олдмана.
Олдман улыбается.
– Ну что, закончили?
– Да, – говорит, пожимая плечами, Радкин.
– Это хорошо, потому что опаздывать вам не стоит.
– А-а, твою мать.
– Альф не любит, когда его заставляют ждать.
Альфред Хилл, начальник уголовного розыска ланкаширской полиции.
– Опять я? – спрашивает Радкин, оглядывая комнату.
Ноубл указывает на Радкина, Эллиса и меня:
– Вы трое.
– А что со Стивом Бартоном и ирландцем?
– Потом, Джон, потом, – говорит Олдман, вставая.
На стоянке Радкин швыряет Эллису ключи.
– Садись за руль.
Эллис от радости вот-вот кончит прямо в свои портки.
– Всегда пожалуйста, – отвечает он.
– А я пока вздремну, – говорит Радкин, садясь на заднее сиденье «ровера».
Солнце светит. Я включаю радио.
Пожар в ночном клубе «Кентаки» – двести жертв, пятеро обвиняются в убийстве капитана Найрака), двадцать один цветной подросток арестован в связи с серией уличных краж на юго-западе Лондона, двадцать три миллиона телезрителей смотрят Королевский конный кубок.
– Вот придурки, – смеется Эллис.
Я опускаю стекло и высовываю голову навстречу ветру. Мы набираем скорость и выезжаем на шоссе М62.
– Ты хоть знаешь, как ехать-то? – кричит с заднего сиденья инспектор Радкин.
Я закрываю глаза. Всю дорогу играли «1 °CС» и «ELO».
Где-то посреди поросших вереском пустошей, я внезапно проснулся, словно меня кто-то толкнул.
Радио молчит.
Тишина.
Я смотрю на легковушки и грузовики справа и слева от нас, на равнину за обочиной. Мне трудно сосредоточиться на чем-то другом.
Радкин просовывает голову между сиденьями.
– Ты бы видел, что тут творилось в прошлом году, в феврале, когда мы ездили к ним с Бобом Крейвеном. Попали в буран. Видимость – два метра. Жуть, мать твою. Я тебе клянусь, мы их слышали. Пересрали, бля, до смерти.
Эллис на секунду отрывается от дороги и смотрит на Радкина.
– А Альф Хилл был одним из главных, да? – спрашиваю я.
– Ага. Он первый ее допрашивал. Это его ребята нашли кассеты и все такое.
– Твою мать, – присвистывает Эллис.
– Ненавидит ее больше, чем Брейди.[10]
Мы пялимся на вересковые пустоши, солнечный свет отливает серебром, темные пятна нежданных туч, могилы без крестов.
– Этому, бля, конца не будет, – говорит Радкин, откидываясь на спинку сиденья. – Никогда.
Время – половина девятого. Мы въезжаем на стоянку главного ланкаширского полицейского управления в Престоне.
Инспектор Радкин вздыхает и надевает куртку.
