— Он мой жених.
— Чуть раньше в этой роли успел побывать я.
— Трудно поверить, что я вообще когда-либо была обручена с вами, — задумчиво произнесла она.
— А как же газета?
— Бумага все стерпит. Я… была влюблена в вас?
— В противном случае у тебя не было бы повода соглашаться выйти за меня замуж.
— Это еще бабушка надвое сказала!
Майлз повернул голову, глядя на нее сверху вниз, и девушка уже в который раз отметила, что маска невозмутимости на его лице придает словам тяжеловесную многозначность.
— Почему ты стремишься это выяснить?
— Если я была влюблена в вас по уши, то чем объяснить мое полное равнодушие к вам сейчас?
— Полное?
— Абсолютно.
— Если я тебе и впрямь настолько безразличен, то откуда взялось навязчивое желание побольнее ужалить меня?
Патриция звонко рассмеялась, и, запрокинув голову, сплела на затылке поднятые руки, отчего тонкий свитер натянулся, обрисовывая изысканную округлость ее высокой груди, не стесненной бюстгальтером.
— Вы увезли меня от любимого человека и теперь недоумеваете, отчего я так неласково с вами обхожусь. Хватит темнить, я хочу знать: мы были любовниками?
Взгляд Майлза неохотно оторвался от ее бюста.
— Не смею сказать тебе правду, — улыбнулся он.
— Но почему?
— Потому что теперь я не уверен в том, что ты действительно была влюблена в меня.
— Разве я не признавалась в этом? — Глаза Патриции округлились.
— Увы.
— А что, так трудно было поинтересоваться?
— Как-нибудь я обязательно расскажу тебе о наших отношениях, но только не сейчас.
— Почему?
— Потому что ты не в настроении, а я не хочу слышать, как ты будешь высмеивать то, что для меня бесконечно дорого. — Весь его вид — сведенные брови, отяжелевший волевой подбородок — выражал упрямую решимость.
— Еще неизвестно, буду ли я когда-нибудь в соответствующем настроении, — заметила между тем Патриция.
— О, — живо возразил он с непонятной уверенностью. — Уверяю тебя, что будешь.
Атмосфера в спальне стала напряженной, и от невысказанных слов становилось все труднее дышать. Заглянув в глаза Майлза, Патриция прочла в них ожидание. Слова, которые он хотел услышать, уже готовы были сорваться с ее губ, но в последний момент она передумала. Почувствовав, как рука, все еще удерживающая ее щиколотку, едва заметно напряглась, девушка поняла, что для Кейна очень важно услышать ее ответ. Для человека с таким самообладанием он выглядел более чем взволнованным, и эта реакция совершенно сбила ее с толку. Рывком высвободив ноги, девушка перебросила их на край дивана и вскочила, отряхивая юбку.
— Я должна позвонить Жану-Луи, — объявила она. — Он волнуется, удачно ли я добралась…
— Разумеется, — согласился Майлз. — А я пока отвезу одежду. Ты хочешь, чтобы она попала к кому-то конкретно?
Наградой ему был брошенный через плечо многозначительный взгляд. Патриция сняла телефонную трубку со словами:
— К падшим женщинам, если это возможно.
К ее удивлению, Майлз едва не покатился со смеху.
— Нет, с тобой определенно не соскучишься!
Девушка проводила его взглядом, в котором застыло выражение недоверчивой задумчивости.
Незадолго до ее отъезда из Парижа раздался звонок от Жана-Луи. В его голосе звучали раскаяние и нежность, и он тщательно избегал упоминания о несказанном богатстве, ожидавшем девушку по ту сторону Ла-Манша. Помучив его в свое удовольствие, Патриция наконец снизошла до прощения, отчего ее жених был на седьмом небе, объявив об этом не без некоторого самодовольства — верный признак того, что он и не сомневался в результате.
Она набрала номер имения, где Жану-Луи предстояло писать портрет заказчицы, но ей ответили, что художник из Парижа еще не прибыл. Патриция продиктовала телефон квартиры в Челси, но не оставила никакого сообщения. Разумеется, он не замедлит сделать ответный звонок.
Тем временем появился Майлз.
— Сотрудницы благотворительного фонда не поверили своим глазам, — с добродушной ухмылкой сказал он. — А когда разглядели фирменные нашивки на подкладках, радости их не было границ, но они страшно смущались, что не могут скрыть ее, поскольку решили, что кто-то умер.
— А ведь они правы, — заметила девушка. — Патриция Шандо действительно умерла.
— Чтобы возродиться вновь как Анжелика Касте.
— Именно. Возможно, я даже официально сменю имя, — задумчиво произнесла она. — В том случае, конечно, если будет доказано, что я — та, кем вы меня считаете.
— Что ж, ждать осталось совсем недолго, — провозгласил Майлз, выглянув в окно. — Встречай Чарльза Ридмана, своего поверенного. — С этими словами он отправился открывать дверь.
Мистер Ридман оказался склонным к полноте господином средних лет в безукоризненном костюме. Человек из фирмы, которая дорого оценивает свои услуги, подумала Патриция. Окинув девушку быстрым цепким взглядом, он едва заметно кивнул Майлзу.
— Боюсь, что мисс Шандо не помнит вас, — предупредил тот. — С вашего позволения я поеду в контору. Стоит на пару дней отлучиться, как тут же накапливается уйма работы.
— Вы уезжаете? — вскинулась Патриция, удивляясь непонятному беспокойству, охватившему ее при этой мысли.
Майлз вышел в переднюю, и девушка последовала за ним.
— Не волнуйся, — успокоил он ее, прикрыв дверь в гостиную. — Он тебя не съест.
— Ему потребуются доказательства…
— Само собой.
— Что, если он задаст мне вопросы, на которые я не смогу ответить?
— А что тут такого, — пожал плечами Майлз. — Я уверен, что ему было достаточно взглянуть на тебя, чтобы убедиться в том, что ты настоящая Патриция Шандо. Но, вероятно, он захочет взять у тебя отпечатки пальцев. Это простая формальность.
— Вы… вернетесь?
— А ты хочешь этого?
— Дело не в том, хочу я этого или нет, — раздраженно передернула плечами Патриция. — Вы — единственная живая душа, которую я знаю в Лондоне. Я хочу пойти куда-нибудь вечером — поесть, развлечься, в конце концов.
— Договорились. Я заеду за тобой в половине восьмого. — Он улыбнулся. — Ты даже успеешь сделать покупки.
— Но у меня нет ни пенни.
— Скажи Ридману, он все устроит.
— Даже не будучи уверен в том, что я и есть та самая Патриция Шандо? — с сарказмом спросила она.
Но Майлз только повторил:
— Он обо всем позаботится.
Беседа с поверенным заняла больше часа. Как и сказал Майлз, у того не было ни малейших сомнений относительно личности Патриции, тем более что он знал ее еще ребенком. Он попросил показать шрам на плече и рассмеялся при виде божьей коровки.
