— Хорошо. — Я достал чистый бланк заказа и приготовился записывать. — Скажите, еще кому-нибудь на вашем торжестве понадобится костюм?
Посетитель покачал головой.
— Должно быть, мальчик понесет кольца? — спросил я. — В таком случае мы попытаемся подобрать ему костюм, подходящий к костюму жениха.
— Нет, не надо.
Я сделал пометку в бланке.
— Отлично. На какой день оформлять прокат?
— Мы хотим купить костюм, — с непонятной мне серьезностью произнес посетитель.
Я отодвинул бланк.
— Разумеется, решать вам, но мне хотелось бы предостеречь вас от лишней траты денег. В таком возрасте дети растут очень быстро. Торжества происходят не каждый день и не внезапно. Вы всегда можете взять костюм напрокат. У нас широкий выбор не только взрослой, но и детской одежды.
Молодой человек молча кивал.
— Я все-таки считаю своим долгом вас предупредить. Удлинить пиджак невозможно. Можно лишь немного отпустить рукава и брючины, и все. А ваш мальчик за год вырастет из этого костюма.
Посетитель впервые поднял на меня глаза.
— Уже не вырастет. В этом костюме мы будем его хоронить, — тихо сказал он.
Его слова оглушили меня, как удар молота. Я отвел глаза. Было тяжко выдерживать безжизненный взгляд отца, потерявшего ребенка.
— Простите меня, пожалуйста, — пробормотал я. — Сейчас я помогу вам выбрать костюм.
Я подвел его к стойке с детскими костюмами и снял оттуда изящный мальчишеский пиджак с атласными лацканами.
— Один из самых моих любимых, — сказал я.
— Красивый пиджак, — бесцветным голосом согласился заказчик. — Осталось подобрать брюки.
Он подал мне клочок бумаги, где были записаны размеры.
— Я распоряжусь, чтобы пиджак и брюки подогнали. Вы сможете получить костюм завтра после полудня.
Посетитель одобрительно кивнул.
— Я сделаю вам скидку, — сказал я.
— Я вам очень признателен, — тем же бесцветным голосом ответил он.
Еще через пару минут этот человек вышел на улицу и смешался с толпой, охваченной предрождественскими заботами.
* * *
Пока я управлялся с заказчиками, обговаривая фасоны платьев и подбирая смокинги, Кери занималась повседневными делами. Она накормила, выкупала и одела Дженну, после чего стала готовить завтрак для Мэри. Обычно завтрак нашей хозяйки состоял из яйца-пашот[7]на ломтике бисквита, приправленного ложкой голландского соуса. Дополнив еду чашкой горячего мятного чая, Кери с подносом направилась в столовую.
— Мэри, ваш завтрак готов, — сообщила Кери и вернулась на кухню.
Спустя несколько минут она снова пришла в столовую узнать, не желает ли Мэри еще чего-нибудь. Завтрак остался нетронутым. Тогда Кери прошла в малую гостиную, Библия лежала на своем месте, но Мэри не было и там. Вязаное пальто висело на вешалке. Наверное, Мэри проспала завтрак.
Подойдя к двери ее спальни, Кери осторожно постучала.
— Мэри! Ваш завтрак готов. Чай стынет.
Ответа не было.
Кери нажала ручку и открыла дверь.
Шторы на окнах были задернуты. В комнате стоял полумрак.
Мэри лежала в постели, не подавая признаков жизни.
— Мэри! Мэри! — испуганно закричала Кери.
Она приложила ладонь к щеке хозяйки. Щека была теплой. Тут Кери заметила, что Мэри дышит, но с трудом. Дорога была каждая минута. Кери бросилась к телефону и вызвала карету «скорой помощи».
Выглянув в окно, Кери увидела садившегося в машину Стива. Она выбежала на улицу, даже не накинув пальто.
— Кери, что случилось? — спросил обеспокоенный Стив.
— Идемте со мной! Быстро! Мэри плохо!
Вдвоем они побежали в спальню Мэри. Та по-прежнему лежала неподвижно. Стив взял ее за руку.
— Мэри, вы меня слышите?
Мэри с трудом приоткрыла один глаз. Кери облегченно вздохнула.
Сирена «скорой помощи» была слышна за два квартала. Кери вышла встретить санитаров. Те быстро прощупали пульс, затем молча уложили Мэри на носилки и понесли к выходу. Кери торопливо одела Дженну, и они поехали в больницу на машине Мэри. Я встретил жену и врача у дверей палаты Мэри. Когда Кери позвонила, я едва успел вызвать помощника и поехал в больницу.
— Этого следовало ожидать, — с присущим медикам спокойствием сказал нам врач. — До сих пор миссис Паркин везло. Но опухоль давит на жизненно важные части мозга. Все, что мы можем сделать, это максимально облегчить ее страдания. Понимаю, звучит не слишком утешительно. Зато правда.
Я взял Кери за руку.
— Ей очень больно? — спросила у врача Кери.
— Как ни странно, нет. Обычно пациентов с таким диагнозом мучают жуткие головные боли. У миссис Паркин тоже болела голова, но не слишком сильно. Начинается все с периодических головных болей. Затем они становятся постоянными.
— Неужели Мэри все время испытывала боль? — спросил я. — По ней нельзя было сказать.
— Миссис Паркин — стойкая женщина, — кивнул врач. — Но у стойкости есть пределы. Боюсь, теперь у нее начнется угасание сознания. Или провалы в сознании.
— В каком состоянии она сейчас? — спросил я.
— Спит. Я дал ей снотворное. Переезд в больницу отнял у нее немало сил.
— А нам можно ее увидеть?
— Нет. Лучше ее не будить.
* * *
Без Мэри особняк опустел, а мы впервые почувствовали себя здесь чужими. Мы съели незатейливый ужин. Разговор не клеился. Притихшая Дженна не просила меня почитать ей. Мы довольно рано легли спать, пытаясь ускользнуть в сон от гнетущей обстановки, воцарившейся в этом уютном доме.
Меня снова разбудила музыка. Без Мэри даже музыка стала другой — более драматичной и напряженной. Как и в прошлый раз, музыка доносилась с чердака. Настойчиво, словно пение сирен, она звала меня туда. И опять я взял фонарик и пошел на темный чердак. Я поднял крышку рождественской шкатулки и уже не удивился, что музыка мгновенно смолкла. Я вытащил из шкатулки другое письмо и стал читать при свете фонарика.
6 декабря 1916 г.
Любовь моя!
Скоро опять наступит Рождество — время радости и покоя. Но в моем сердце по-прежнему ужасающе пусто. Говорят, время лечит все раны. Даже если и так, после ран остаются рубцы — свидетели боли. Помни меня, любовь моя. Помни мою любовь.
* * *
Воскресенье. Канун Рождества. Как мы ждали этого времени. Никто из нас и подумать не мог, что сочельник окажется таким. Ночью шел тяжелый, влажный снег. К утру его покров достиг почти четырех дюймов.
