Сара теперь все вечера проводила дома одна. Она много читала, но совсем забросила учебу. У нее было ощущение, что все ее силы сконцентрировались в животе и это стало причиной того, что в голове образовался вакуум. Ей не удавалось ничего запомнить, она потеряла ко всему интерес и все чаще впадала в депрессию.
Фрэнки должен был приходить домой после часа ночи, но никогда не возвращался раньше четырех. А иногда даже в пять или в шесть.
Сара лежала на диване и читала. Зазвонил телефон. Она взглянула на часы. Десять минут двенадцатого. Это могла быть только мать, она часто звонила в такое время.
– Добрый вечер, дитя мое, – сказала Регина. – Надеюсь, я тебя не разбудила?
– Нет, я читала.
– Это меня радует.
– У вас все в порядке?
– Да. А у вас?
– У нас тоже.
– Как дела у Фрэнки?
Этим вопросом Регина регулярно приводила Сару в бешенство.
– Спроси его сама, – холодно ответила она. – Позвони ему около четырех утра, может быть, он как раз вернется домой. Или в час дня. Он в это время чаще всего завтракает и, не считая перегара, бывает относительно трезвым.
– Как ты можешь так отзываться о нем? – обиженно спросила мать. – Фрэнки – человек искусства. Жаль, что он еще не нашел работы, которая соответствовала бы его дарованию.
– Ты даже не спросишь, как у меня дела?
– Я и спрашиваю, как у тебя дела.
– Нет, не спрашиваешь.
– Так как у тебя дела?
– Плохо.
– Боже, дитя мое! А что такое?
– У меня болит живот, мама. Постоянно болит живот. Разве это нормально?
– "Нет, это ненормально. – Мать вдруг стала не раздраженной и обиженной, а необычно спокойной и сдержанной. – Ты была у врача?
– Конечно, я была у врача! – Сара снова разозлилась. – Я хожу к врачу чаще, чем к булочнику.
– И что он говорит?
– Что я должна себя беречь. Баста. И поэтому я валяюсь здесь и медленно, но верно схожу с ума. В квартире хаос, я хочу что-нибудь сделать, но не могу, потому что постоянно боюсь, что с ребенком что-то не в порядке.
– А разве Фрэнки тебе не помогает?
– Практически нет. Он делает только то, что считает нужным. А это не так уж много. Если он сотрет пыль с рояля, то думает, что осилил грандиозную уборку.
– Я не могу поверить, что Фрэнки такой.
Сара положила трубку. У нее было такое чувство, что ее покинули Бог и весь мир.
Полтора часа спустя она надела шубу из искусственного меха, взяла перчатки и шарф и вышла из квартиры.
На улице было не меньше пятнадцати градусов мороза, свистел резкий, порывистый ветер. Сара не стала заходить в ресторан: она решила сделать Фрэнки сюрприз, когда он выйдет на улицу. Она встала за деревьями, откуда был хорошо виден вход. Было уже около часу ночи, и она ужасно замерзла, когда услышала грустные звуки аккордеона. «Non, je ne regrette rien»[8]Эдит Пиаф.
Обычно это была заключительная песня. Ее сердце забилось чаще. Ждать осталось недолго. Сара поплотнее завернулась в толстую пушистую шубу и засунула руки под мышки. Ее лицо до самого носа было закутано широким шарфом, который она несколько раз обернула вокруг шеи. «Выходи же, – молила она мысленно, – выходи скорее, пока я не получила воспаление мочевого пузыря. Все будет чудесно, мы так давно не проводили вечер вместе».
Прошло минут двадцать пять, пока появился Фрэнки. Он был пьян, а с ним – какая-то темноволосая женщина, тоже навеселе. На лестнице он что-то сказал ей, но Сара не разобрала, что именно. Она направилась прямо к ним.
Фрэнки уставился на нее так, словно она только что прилетела с Марса, и моментально протрезвел.
– Ты ее знаешь? – спросила брюнетка.
Вместо ответа Фрэнки только кивнул.
– Ну ладно, – сказала она, – мне надо домой. Я спешу. Желаю приятного вечера.
И она исчезла между припаркованными машинами.
Сара представляла себе задуманный сюрприз несколько иначе. Рядом с темноволосой женщиной, на которой были облегающие джинсы, короткая блуза и небрежно наброшенная на плечи шубка, она со своим огромным животом и в шубе из искусственного меха чувствовала себя неуклюжей и непривлекательной, но храбро улыбнулась:
– Привет, Фрэнки!
Фрэнки не поздоровался, не поцеловал и не обнял ее, а сразу же раскричался:
– Ты что о себе вообразила, что появляешься здесь среди ночи, а? Мне не нужен ни охранник, ни контролер, и толстый живот не дает тебе права вести себя так, будто ты – моя мать.
Сара была ошеломлена.
– Но я же… – робко попыталась объяснить она, но Фрэнки ее перебил:
– Это дерьмово и стыдно, ты это понимаешь? Что подумают обо мне коллеги? – Он закричал еще громче, передразнивая въедливый женский голос: – Мамочка придет и заберет маленького Фрэнки домой, чтобы он, не дай бог, не зашел попить пива. Давай, уже пора! Бегом в кровать! Как будто я нуждаюсь в няньке!
– Я раньше никогда не заходила за тобой, – тихо заметила Сара.
– Нет! Зато ты зашла за мной сегодня, и этого уже достаточно. Мне что, еще и спасибо сказать, что ты не каждую ночь торчишь здесь под дверью?
– Извини меня, Фрэнки, я ведь только хотела тебя…
– Дерьмо! Да мне насрать, что ты хотела!
Он бросился к машине. Она бежала за ним, как ребенок, которого отругали и который униженно молит о любви и прощении.
Фрэнки впустил ее в машину, захлопнул дверцу так, что автомобиль задрожал, и погнал по городу как бешеный. Оба молчали. За весь вечер они больше не сказали друг другу ни слова.
Почему он приходит из ресторана только в пять часов утра, больше не обсуждалось.
10
Ледяной порыв ветра коснулся лица Сары, и она проснулась. В первый момент она не поняла, что происходит, а потом увидела настежь распахнутое окно. На подоконнике, словно призрачная темная гора, стоял Фрэнки. Он шатался и явно не соображал, где находится. Сара спрыгнула с дивана, бросилась к окну и обхватила Фрэнки руками. «Только не упади! – умоляла она. – Держись, иначе мы упадем вместе». Упершись одной ногой в батарею отопления, она попыталась затащить его в комнату.
Фрэнки сопротивлялся, вцепившись в раму окна. В отчаянии Сара укусила его за ногу. Фрэнки на мгновение ослабил хватку и вместе с Сарой рухнул в комнату.
У Сары потемнело в глазах. В животе пульсировала тупая боль.
– Вызывай врача, – прошептала она. – Мне надо в больницу. Скорее!
