class="p1">Я нахмурилась.
А меж тем внимание ко мне ярла не укрылся от Катарины, и она будто невзначай положила ладонь на его руку и нежно ему улыбнулась. Но он даже бровью не повел, и любовница поджала губки.
Святые макароны… Что за детский сад?
Но тут Лейла споткнулась и, сжавшись, вцепилась в мою руку, боязливо оглядываясь по сторонам, словно ожидая наказания.
Бедная девочка…
— Все хорошо, — прошептала я ей ласково. — Ничего страшного, кроха.
Она подняла на меня личико, светящееся полным доверием, я ей улыбнулась, и… То ли мне показалось, то ли по залу действительно прошли удивленные выдохи? Нет, наверное, все же показалось.
А вот квадратные глаза вчерашней женщины с подносом мне точно не показались, как и вдруг преградившие нам с Лейлой дорогу два война. Я узнала их — Рыжий и Шрам. Двумя массивными скалами они угрожающе нависли над нами, и я невольно выступила вперед, укрывая кроху от их взглядов.
Что им нужно? Хотят из зала нас выставить или что?
Я внутренне напряглась, уже приготовившись огрызаться и царапаться, но к моему удивлению, они рухнули передо мной на колени и низко склонили головы.
— Вчера я оскорбил госпожу, — громогласно заявил Рыжий.
— Просим о наказании, — добавил Шрам.
Мы брови удивленно взлетели вверх. Ты смотри-ка… А у них видимо все же была совесть?
— Мама, что такое? — испуганно прошептала Лейла.
— Ничего… — ответила я, но сама не могла не отметить, как вдруг изменилась в зале атмосфера.
В воздухе отчетливо стал проступать едкий запах агрессии, направленный явно в мою сторону. Люди стали бросать на меня злые взгляды, и клянусь, я стала чувствовать себя каким-то монстром, который вот-вот должен был жестоко расправиться с двумя милыми пушистиками.
И вдруг до меня дошло. Абигайль была сумасшедшей. Что бы она сделала с двумя наглецами, которые осмелились ей сказать, что она — ведьма, а Катарина милая и славная зайка? Даже представлять не хочу — ни представлять, ни множить людскую ненависть. Во многом я и сама уже была готова задушить бывшую владелицу тела — хотя бы за то, как она обращалась с Лейлой.
Я вновь посмотрела на мрачные лица воинов, которые явно готовились к своей смерти в страшных муках.
Мужчины сами по себе мне не очень импонировали, от них вечно были какие-то проблемы, но… Эти двое мне ничего не сделали, а даже наоборот — поделились полезными сведениями. А болтали они тогда и вовсе не обо мне, а о прежней Абигайль, так что…
— Я вас прощаю, — спокойно проговорила я. — Поднимитесь.
В зале вмиг установилась звенящая тишина, а воины застыли, будто не поверив своим ушам.
— Госпожа… — по-глупому оторопело пробормотал Рыжий, вскидывая на меня взгляд.
— Поднимитесь и возвращайтесь за стол, — повторила я и, вспомнив, что говорила мне Риика, добавила наугад: — Сегодня ведь Красный День.
И вроде бы инцидент на этом был исчерпан, но от пораженного молчания, которое все еще хранилось в зале, я почувствовала себя не в своей тарелке. А уж про внимательный, цепкий взгляд, которым меня встретил Келленвайн, я и вовсе молчу.
И что самое странное, он ни на мгновения не отрывал от меня взора всю недолгую дорогу до возвышения.
И чего таращится?! У меня рог вырос или что?!
К счастью, когда мы добрались до стола, зал стал постепенно наполняться звуками, Келленвайн отвернулся, и все как-будто бы пришло в норму. Только вот оказалось, что это было затишье перед бурей, потому что едва мы с Лейлой опустились на наши места, как ярл поднялся.
Я мысленно застонала. Ну, что опять?! Могу я позавтракать спокойно или нет? У меня желудок сейчас сам себя начнет есть!
В противовес мне народ встретил жест своего предводителя буйными выкриками, кружки забарабанили по столам, и Келленвайн вскинул руки, успокаивая зал.
— Сегодня мы празднуем Красный День, — начал он густым голосом, волной прокатывающимся по залу. — Через три дня мы отправимся на восточные острова и дадим отпор тритонам.
Народ снова загудел.
— Но сегодня… — громогласно заявил Келленвайн, и его голос словно вознесся над общим гамом. — Сегодня мы пируем!
— Благословение! — выкрикнула какая-то женщина.
— Благословение для бравых воинов! — поддержала ее другая.
— Благословение, что бы они в целости вернулись домой!
И вот уже весь зал требовал: «Благословение! Благословение!».
Сколько нетерпения… Поспокойнее, ребята, я вообще без понятия, что делать.
Тем не менее я поднялась с места, надеясь на какую-нибудь подсказку. И она пришла. Только вот совершенно не в том виде, в котором я ее ждала.
Келленвайн развернулся ко мне, пригвоздив к месту недовольным взглядом.
— Просто покончим с этим побыстрее, — низким голосом бросил он.
Во мне взметнулось нехорошее предчувствие.
Покончим… С чем?..
И вдруг ярл порывисто привлек меня к себе, и до того, как я успела возразить, властно накрыл мой рот поцелуем.
В первый миг я пораженно застыла, а в груди вспыхнули гнев и возмущение, огнем пронесшиеся по коже.
Какого черта он творил?! Это был мой первый поцелуй! И я вообще не хотела его никому отдавать, а тут!.. Ублюдок! Кретин! Да, как он посмел?!
Я плотно сомкнула губы и протестующе замычала, собиралась брыкаться до последнего, готовая пустить в ход и зубы, и ногти.
— Не дергайся, — рыкнул он и провел языком по моим губам, словно требуя впустить его.
И это должно было показаться мне мерзким и отвратительным, ведь таким и должен был быть поцелуй с мужчиной.
Однако что-то пошло не так.
В легкие проник запах мокрых камней и луговых трав, я с неожиданной остротой почувствовала прижимающейся ко мне горячий мускулистый торс, и по телу вдруг разлилась незнакомая волна тепла, которая стянула внутренности и заставила что-то в животе затрепетать. Я выдохнула, не справляясь с необъяснимыми ощущениями, и он воспользовался этим, что бы углубить поцелуй и взять в плен мои губы.
И это ощущалось… Ощущалось, как маленький конец света.
Тело предало меня, а незнакомые чувства пленили рассудок. Сама того не понимая, я сдалась с громким стоном и прижалась к нему, отвечая на его поцелуй и забывая обо всем на свете.
Его рука легла мне на поясницу и рывком прижала к себе, по телу от его прикосновения пронеслась огненная волна, и я выдохнула ему в рот и прикусила его губу, неосознанно пытаясь выплеснуть на него тот пожар, который он устроил внутри меня.
Все изменилось.
Если по-началу Келленвайн был зол и рассержен, а поцелуй был не больше, чем демонстрацией власти, то теперь он жадно целовал меня, сплетая наши языки в
