в сердце лагеря врага, и потому едва ли получится помочь товарищам. Однако независимо от мыслей природа брала своё, вместе с поднимающимся к головке возбуждением разум мутило от нарастающей ярости.
За несколько мгновений до того, как боевой раж захватил Брука, одна шаманка сыпанула ему в лицо какой-то едкий порошок. Варвара поразил приступ кашля и чихания. От этого состояние берсерка как рукой сняло.
— Неужто думаешь, что мы позволим тебе впасть в ярость? — усмехнулась шаманка, да ещё положила грудь на нос, и начала размазывать ею порошок.
Фонтанами брызнула сперма человека и эльфа, орошая лица гоблинш и орчих. Шаманки с готовность взялись собирать семя ложечками и заливать в свои сосуды, при этом слизывая капельку-другую с пальцев или с губ.
Земля под Хильдой задрожала от тяжеленных шагов. Когда жрица перекатилась на бок, чтобы увидеть подошедшего, её глаза расширились от ужаса. Она закричала, когда горный великан склонился над ней, и опустил руку, чтобы схватить. Пальцы так сжали Хильду, что ей было тяжело дышать.
Великан поднёс её, почти голую, к глазу, повертел, обнюхал с головы до ног, при этом раз уткнувшись мясистым носом в промежность. Напуганная жрица только тиха пищала. Но когда гигант стянул свою набедренную повязку, взялся за здоровый член, который по длине и толщине был не меньше туловища Хильда, она завопила во всю мощь лёгких, несмотря на то, что воздуха не хватало из-за крепкой хватки.
Голос пресёкся, как только великан прижал жрицу к стоячему члену. Кожей лица Хильда чувствовала исходящий от него жар, обнажённой грудью ощущала пульсацию его вздувшихся жил, животом и промежностью испытывала его упругость. Встревоженная Лабдорис подумала, что если гигант попробует проникнуть в девушку, она не переживёт этого, её разорвёт на части!
Но здоровяк прижал Хильду к крайней плоти, обхватил двумя руками и член, и жрицу. После чего начал мастурбировать ею словно извращенец, трущийся об куклу. Хильда сдавленно пищала всякий раз, когда великан натягивал её вместе с членом, так что лицо упиралось в розовую головку. Связанные ноги тонули в гигантской мошонке.
Когда великан был близок к оргазму, он ускорился до предела; трепыхаясь вдоль члена, бедная Хильда ничего не соображала. Наконец, насильник взревел как дракон, оглушив окружающих, и кончил. На жрицу будто выплеснули целое ведро семени, её залило с ног до головы, всё лицо измазалось в сперме, она проникла в ноздри в рот.
Ещё несколько раз дёрнув Хильду, великан попросту уронил её на землю. Однако мучения жрицы на этом не закончились. Мокрую и помятую Хильду Полудевственницу взял другой великан, и стал надрачивать её телом такой же манерой.
Ничуть не легче пришлось Лабдорис. Орки и гоблины побаивались подходить к связанной волшебнице. Шаманки не хотели брать что-то от неё — нечистой для духов-тотемов племени. Великанов больше привлекал запах Хильды. А вот тупых огров и троллей тело Лабдорис возбудило не на шутку.
Рот волшебницы не мог вместить размеры этих нелюдей, но вот с её задницей они решили отыграться по полной, как и с тяжёлыми грудями. Тролли дёргали их и с жадностью облизывали толстыми влажными языками. В промежность Лабдорис упёрся член величиной с полено. Волшебница стиснула зубы, когда почувствовала, как огр с натугой вошёл в неё.
А потом взялся трахать с такой оживлённостью, что «две колбы» волшебницы болтались как колокола, по которым неистово лупит звонарь в час городского пожара. Похотливо облизывая губы от этого зрелища, яростно надрачивали тролли.
Огр кончил, залив весь зад волшебницы. Следующим сзади пристроился уже тролль…
Порочные пытки продолжалась не меньше двух часов. Спасателей оставили в покое только когда опускающееся солнце скрылось за горой, и в долину опустились сумерки.
В который уже раз расхохотался военный вождь племени орков, посмотрев на измождённых Спасателей. Часто кашлял Брук из-за порошка, подавляющего боевой раж берсерка. Над истощённым Сидмоном прыгали обнажённые гоблиншы-шаманки. Тяжело дышали измазанные и голые Лабдорис, Хильда и Рамми.
— О, кажется, я получил донесение верховной шаманки, — картинно удивился военный вождь. — Ох, что же посыльный так запоздал? Ну, завтра увидитесь с ней.
Он ушёл, и только тогда Спасателей побросали в разные клетки. К тому времени окончательно стемнело. Вокруг встали стражники из орков и гоблинов.
— Не знаю, зачем мы нужны их шаманке, — прошептала Лабдорис, говоря сама с собой. — Но не верю, что она оставит нас в живых…
Волшебница украдкой осмотрелась. И, как только убедилась, что никто не наблюдает за ней, едва слышно промолвила:
— Алула…
Из волос Лабдорис выглянул зверёк бирюзового цвета.
Глава 8
Тотемный зверь
Лабдорис что-то шепнула фамильяру, и он быстро спустился по её руке к верёвке, стягивающей запястья. Волшебница услышала тихий хруст и шелест, когда зверёк вгрызся в путы. Он обладал куда более острыми и прочными зубами, чем ласка, потому быстро справился с верёвками как на руках Лабдорис, так и на ногах.
Но волшебница не сменила позу, продолжая держаться так, будто до сих пор крепко связана, чтобы взглянувший на неё стражник ничего не заподозрил. Лабдорис неслышно отдала Алуле новое распоряжение. Он проскользнул между прутьев клетки, и скрылся в тенях.
Рамми сжалась калачиком, стараясь удержать тепло на голой земле в эту прохладную ночь. После того, как со Спасателей сорвали одежду и снасильничали их, не выдали хоть каких-то тряпок прикрыться от ветра. Так что кто-то сидел в сплошном рванье, а кто-то и вовсе нагим.
— Чё?.. — Рамми сперва хотела махнуть руками, чтобы сбросить зверька с запястья, решив, что в гости пожаловала крыса.
Но хоть было темно, девушка заметила бирюзовый цвет шёрстки. Алула освободил Рамми столь же быстро, как и Лабдорис. Затем настал черёд Сидмона, а потом и Хильды. И каждый из Спасателей, пережив первое удивление, благоразумно делал вид, что всё ещё скован.
Только вызволять Брука Алула не стал. Во-первых, Лабдорис не была уверена, что у него хватит ума оставаться тихим. А во-вторых, опасаясь мощи варвара, зеленокожие помимо верёвок не пожалели
