больше его стали определять одноэтажные деревянные постройки, пусть иногда между ними проявлялись отдельные красоты из прошлого. В таком виде город представлен и на различных рисунках, сопровождающих описание путешествий Кристофоро Буондельмонте и созданных незадолго до 1420 года[79].
В марте 1261 года, буквально за несколько месяцев до того, как удалось отвоевать столицу, император Михаил VIII в своем никейском «изгнании» принял судьбоносное решение: заключил обширные торговые договоры с генуэзцами, которые включали в себя также территориальные уступки в Константинополе, если тот снова окажется в византийских руках[80]. Военная помощь генуэзцев в возвращении города, как мы видели, оказалась, впрочем, не нужна, однако император был настроен соблюдать эти соглашения, которые до самой гибели города приводили к постоянным конфликтам между византийцами, венецианцами и генуэзцами. После территориальных споров с венецианцами, которым в 1265 году снова было обещано место для фактории, в конце 1267 года генуэзцам также была передана территория холмистого района у впадения Золотого Рога в Босфор, напротив Дворцового мыса, в той части города, которая издревле называлась Галата. Эта местность была мало заселена и в народе носила название Пера («напротив») – слово, которое ее новые обитатели переняли в латинский как имя для своего поселения. Там генуэзцы построили свой собственный город, где высокие дома и узкие улочки карабкались в гору, и с градостроительной точки зрения, в том числе из-за холмистости, он был очень похож на свою метрополию – Геную. Несмотря на ясный запрет, они укрепили этот свой город в 1307 году, обнесли его в несколько этапов кольцом стен и построили в 1348 году – также против воли византийцев – большую башню-донжон на вершине холма, которая, с некоторыми изменениями, сохранилась и по сей день. После 1350 года, в ходе внутривизантийской гражданской войны, им были сделаны дополнительные территориальные уступки: во владения генуэзцев включили даже населенную греками местность, своего рода предместья, разделенные между собой небольшими стенами. Представитель Генуи – подестá, которого отправляли сюда на два года, – имел собственный дворец и упоминается даже в придворном церемониале византийского императора[81]. Город, который управлялся полностью по генуэзскому праву и образовывал, с определенными ограничениями, экстерриториальный анклав в византийском государстве или развивался на практике в этом направлении, обладал, наряду с собственной гаванью, множеством латинских церквей и монастырей новых монашеских орденов, в том числе особенно впечатляющим и сегодня храмом доминиканцев Сан-Паоло-э-Доменико, превращенным позднее в мечеть Арап Джами. К этому времени город генуэзцев уже стал местом жительства для всех западных путешественников, за исключением венецианцев, которые по-прежнему селились на своем старом месте напротив Перы, в Константинополе. После завоевания Константинополя турками этот особый общественный характер поселения сохранился, конечно, в полном подчинении османскому праву. Пера-Галата стала районом для европейских (немусульманских) народностей и во многом сохраняет эту самобытность и по сей день.
Генуэзский дворец (1314 г.) и Галатская башня (1348 г.). Гравюра. 3-я четв. XIX в.
Политическая история города в XIII–XV веках была обусловлена преимущественно тремя факторами, которые отражали вышеупомянутый характер Константинополя как «города-государства» и до 1204 года были бы невозможны вовсе или, по крайней мере, в столь ярко выраженной форме.
1) Конфликты между Венецией и Генуей. Эти конфликты протекали на общем фоне соперничества двух морских республик в XIII–XIV веках, и их можно было бы здесь не рассматривать. Однако в их ходе Константинополь часто превращался в «дополнительный театр боевых действий», причем у Генуи из-за географически более выгодного расположения своей фактории были в Константинополе более сильные позиции. Византийские императоры поддерживали одну из двух сторон различными, но часто неудачными способами, особенно в так называемой Босфорской войне (1349–1352), когда византийцы присоединились к венецианцам, чтобы покончить с торговыми привилегиями генуэзцев: после внезапного отступления венецианцев они были побеждены генуэзцами, а их и без того скромный флот погиб на глазах у жителей города.
2) Соперничество за престол. В отличие от периода до 1204 года, борьба за престол была теперь постоянной и сводилась к конфликтам между семействами, в которые были непосредственно вовлечены и жившие в столице семьи, обязательно состоявшие в родстве с правящей династией. В эти конфликты, некоторые из которых (1321–1328 и 1341–1355 годов) выливались в гражданские войны, были вовлечены также генуэзцы и венецианцы, которые снова получали из этого преимущества благодаря своему положению в городе, например когда генуэзцы воздвигли там незаконные оборонительные сооружения. В ходе некоторых узурпаций конца XIV века (в 1376–1379 годах) даже османский султан был вовлечен в конфликт сторон, который целиком развивался на территории города[82].
Бертрандом де ля Брокьер. Вид Константинополя. «Voyage d'Outre-Mer» (Bibliothèque nationale de France, fr. 9087, л. 207 об.)
3) Турецкое присутствие в окрестностях города. Завоевание Константинополя не позднее чем с середины XIV века стало ясно заявленной целью османской политики, и, в отличие от арабских атак в предыдущие века или нападений других врагов, этот план был реалистичен именно потому, что захваченная османами территория простиралась почти до ворот столицы. Поэтому Константинополь пережил в общей сложности четыре разной длительности осады войсками султана, пусть и неудачные: в 1394–1402 годах, летом 1422 года, летом 1442 года и летом 1448 года. Они потерпели неудачу, потому что оборонительные сооружения выдержали их натиск и потому что у османов был слишком слабый и, кроме того, зачастую слишком разноязычный флот. В 1402 году определяющим, однако, стало поражение османов от войск Тамерлана, которое, возможно, и сыграло решающую роль в том, что город не был взят уже тогда[83]. Постоянная, почти шестидесятилетняя необходимость обороняться, требовавшая мобилизации всех сил защищавшегося в одиночку города, не давала никаких возможностей к его дальнейшему развитию. Самым решающим событием в истории Константинополя стало его взятие 29 мая 1453 года, последствия которого для истории византийского государства, исчезнувшего с карты мира, были совсем иными, чем для истории города. Ведь последний стал столицей того государственного образования, которое оказалось в некотором смысле наследником Византийской империи.
В Константинополе, сохранявшем это имя в форме Константинийе до 28 марта 1930 года[84], начался новый урбанистический подъем, с последствиями, совершенно противоположными тем, какие повлекло за собой латинское завоевание 1204 года. И хотя его культурные и идейные основания были отныне иными, однако здесь действовали те же предпосылки, что и
