у меня нет никаких идей, как я буду выкручиваться, если он меня пошлет. Просто ни единой идеи.
– Думаешь, ты стоишь… столько? – Худяков наклоняет голову к левому плечу, видно, прикидывая мою цену. Его взгляд поджаривает меня. Это физически больно. И так унизительно, боже!
– Да, – сглатываю, все еще не понимая, как мы вообще оказались с ним в этой точке. Тру вспотевшие ладони о подол юбки. Мой голос дрожит от волнения. Никогда я так плохо себя не чувствовала, как под этим его изучающий взглядом. – Нам хорошо вместе. У нас много общих тем для разговора – не заскучаем.
– Не заскучаем.
То, что он повторяет за мной как попугай, страшно нервирует. Я киваю болванчиком, хотя гораздо больше хочется его стукнуть.
– Видишь ли, в разговоре с женщиной меня обычно интересует исключительно одна тема. И касается она того, что расположено у нее между ног. Как я понимаю, у тебя там… никакой экзотики не осталось.
Я краснею. Просто с головы до пяток краснею. И благодарю небо за то, что на моей смуглой коже румянец не так сильно заметен. Похоже, Влад решил, что я больше не стою того, чтобы разводить вокруг меня церемонии. Его прямота шокирует. Никто в жизни не позволял со мной говорить в таком тоне и так на меня смотреть. Будь отец жив, Худяков ничего подобного себе не позволил бы. Будь мой отец жив…
– Ясно. Знаешь, я, наверное, пойду.
– Думаешь, найдешь здесь спонсора побогаче?
Плечи обваливаются. Голова падает на грудь. Самое смешное, что он действительно имеет все причины думать обо мне так.
– Нет, просто не вижу смысла продолжать разговор, когда и так все ясно. Извини еще раз, – бросаю через плечо и быстро-быстро семеню к выходу. Мне нужна передышка. Я что-нибудь обязательно придумаю. Когда как-то это переварю…
Мои чувства в таком лютейшем раздрае, что я упускаю момент, когда Худяков устремляется вслед за мной.
– Что тебе ясно?
– Что ты больше меня не хочешь, – сглатываю, смело встречая его взгляд, который как раз медленно опускается на мои губы.
– Это не так.
– Ты меня… хочешь? – стираю касание его взгляда языком.
– Пожалуй, – задумчиво тянет Влад. Охватившее меня облегчение не описать словами. Выдавливаю жалкую улыбку:
– З-значит, я не зря так долго выбирала платье.
Вру. Я не была замечена ни в одном свадебном салоне, господи. Потому что еще недавно эта свадьба казалась мне самым ужасным, что со мной может случиться. Жаль, я только теперь осознаю, что в жизни есть вещи и пострашнее брака с влюбленным в тебя по уши миллиардером.
– Нет, это значит лишь то, что я не прочь тебя трахнуть. Ни о какой свадьбе в сложившихся обстоятельствах даже речи не может быть.
В шоке я начинаю как болванчик мотать головой из стороны в сторону.
– Это не для меня.
– Асия… Ты говоришь, что все поняла, а на деле в упор не видишь очевидного.
– И… – лижу губы, – чего же я не вижу?
– Ты теперь не в том положении, чтобы выбирать. – Холодно улыбается. – Откажешь мне – и через месяц вся ваша семейка пойдет по миру.
– Не пойдет. Не переживай. Я найду работу, – шепчу и сама себе не верю.
– Не найдешь, – говорит, глядя на меня с жалостью.
– И что же мне помешает?
– Неверный вопрос. Правильнее спросить – кто?
– И кто же?
– Я.
А ведь он может. Будучи тем, кто он есть. Меня окатывает волной озноба. Я не ведаю другой жизни, кроме жизни в кино. Отлучи меня от индустрии – и все. Я пропала.
– Это такая месть, да? – хриплю.
– Нет. Это урок на будущее.
– Предлагаешь быть твоей содержанкой?
– Если тебе не нравится слово «шлюха», то можешь называть это так. Что скажешь?
– Иди к черту.
– Ты усугубляешь, Асия.
– Плевать.
– Пройдет месяц, и сама же ко мне прибежишь, – пожимает плечами.
– Эта картина сделает меня знаменитой!
– Если я не распоряжусь вырезать сцены с твоим участием. Сегодня как раз решу, стоит ли результат потраченной на него пленки.
– Ублюдок! – выплевываю я.
– Ты даже не представляешь насколько, – соглашается Худяков едва ли не с гордостью. Поворачивается ко мне спиной и… уходит.
Глава 6
Асия
Я всегда удивлялась, когда недоброжелатели называли меня мажоркой. Папа, конечно, никогда не был скуп. У меня было все, и это все было самым лучшим. Но, как мне казалось, не чрезмерным. Я не меняла сумки Kelly словно трусы-недельки, и в моем розовом мире этого факта было вполне достаточно, чтобы отринуть мысли о своей привилегированности. Я думала, мне есть с кем себя сравнить. Вот только сравнивала я себя с ребятами из моего круга, а там априори не было тех, кто тянет лямку от одной нищенской зарплаты к другой, день и ночь думая о том, как бы выкроить пару тысяч на коммуналку. Словом, выборка у меня была изначально хреновой. Но поняла я это лишь после смерти отца. Шурка права. Я не меньше других избалована сытой жизнью. Избалована до того, что тупо не знаю, как можно жить другой…
– Мамочка, мы что-нибудь обязательно придумаем, – замечаю я, глядя на тонкую сгорбившуюся фигуру матери, заставшую у окна в пол. Она оборачивается, силится улыбнуться, но губы не подчиняются. Ее попытки держать лицо выглядят жалко. Равно как и то, что мама будто самоустранилась от решения наших проблем, а ведь она такая же наследница отца, как и я.
– Обязательно придумаем, Юлия Кирилловна! – кивает Шурка, не отрывая глаз от
