— Извини, Дин, я переволновался.
— Ладно, давай тогда, — смотрю в глазок — раненый на месте. — Я спать.
Выхожу в подъезд, а человек-гора лежит на ступеньках. Рядом валяются его бейсболка и спортивная сумка — она у него через плечо была перекинута…
— Эй? — я подхожу к нему. — Ты как?
Я перехожу на «ты» — ситуация не располагает к расшаркиваниям, да и выглядит мужчина лет на двадцать пять. Не тот возраст, чтобы я ему выкала.
— Нормально. Слабость только, — выдыхает шкаф и проводит языком по пересохшим губам.
У бедняги на лбу проступает испарина. Он ещё бледнее, чем пять минут назад. Скорую нужна, однозначно. Я достаю телефон из кармана — собираюсь набрать номер службы спасения.
— Не звони, — хрипит. — Принесла, что собиралась?
— Ой, да! — опомнившись, убираю смартфон обратно. — Вот, возьми, — сую ему в руку бинт и бутылочку с перекисью.
Он возится лёжа, голову не поднимает. Не может даже футболку задрать, чтобы обработать рану. Пытается, но ни фига не получается.
— Чёрт… — мужчина психует, пластиковый бутылёк скачет по ступенькам.
Ловлю перекись и, вздохнув, тянусь к окровавленной футболке раненого.
— Я посмотрю? — держусь за край майки, готовая поднять её.
— Не страшно?
— Нет.
Ох ты ж! У него под рёбрами швы, и они разошлись. Наверное, когда Костю месил…
— Крови боишься? — шкаф отрывает голову от ступеньки и смотрит на меня. — Дай, я сам, — пытается забрать бинт.
— Не в этом дело, — я не отдаю. — У тебя швы разошлись. В больницу надо.
— Нельзя мне в больницу, девочка, — дышит часто.
— Ты что-то натворил, да? — мне становится не по себе.
— Нет. То есть я не знаю, — закрывает глаза. — Я ничего не помню. Память потерял.
— Оу… — только и могу выдать. — Тогда почему в больницу не хочешь?
— В меня стреляли и, вполне возможно, ищут.
— Те, кто стрелял?
— Они самые. Врачи маякнут ментам, менты начнут устанавливать мою личность. Хрен знает, чем это закончится.
— Ты не знаешь, кто ты? — у меня брови вверх ползут.
— Не знаю. Не помню.
Всё это звучит как выдумка. Врёт? Не похоже.
— Стоп, — я растерянно моргаю. — Но ведь кто-то тебя зашил.
— Ветеринарша штопала, — шкаф открывает глаза. — Она не любопытная.
Точно!
— Подожди минутку.
Я встаю со ступеньки, спускаюсь на площадку и пытаюсь дозвониться нашему ветврачу. Возьми трубку, возьми — прошу мысленно, слушая длинные гудки.
— Алло, — сонно отвечает доктор.
— Здравствуйте, это Диана из «Кони-пони». Простите, что беспокою в такой час, но ситуация… — я кошусь на раненого, — экстренная.
— Что случилось?
— Я собаку подобрала, и у неё бок распорот. Надо зашить, — вру, лишь бы ветеринарша не отказала. Собака — это по её части.
— М-м-м… — врач думает, решает, а у меня сердце почти не бьётся. — Хорошо, привози.
Угу, уже несу. На ручках!
— Не получится привезти. Очень крупный пёс.
— Хоспади-и-а-а-м, — врач зевает. — До утра не подождёт?
— Точно не подождёт.
— Ладно, кидай адрес. Приеду.
Есть!
Я сбрасываю звонок, быстро отправляю ей смс и возвращаюсь к бедняге с дыркой в боку.
— Пёс, говоришь, крупный? — на красивых мужских губах появляется слабая улыбка.
— Эм-м-м… — я смущённо отвожу глаза. — Ты правда немаленький, — бурчу. — Везде…
Ой, я что, это вслух сказала?! Капец! Стою красная, как помидорина.
— Не смеши. Ржать больно, — улыбается мужчина.
— Так, всё! Надо в квартиру зайти. Встать можешь?
Через пару минут мучений становиться ясно — не может. А я не дотащу. Упадём вместе и погибнем — он от кровопотери, я — от многочисленных переломов.
Амнезийному гостю приходится едва ли не ползком добираться до квартиры. Он оставляет за собой яркие алые следы на полу и стенах. Ну хоть так…
Я подбираю его бейсболку, сумку и захожу домой. В крови всё — подъезд, прихожая, я и раненый, конечно. Выглядит жутенько.
— Теперь надо ползти вон туда, — наклоняюсь к нему, показываю, где зал. — На диван.
Шкаф поднимается и на полусогнутых идёт, куда я его отправила. Он снова держится за стену. Ох, блин! Теперь и обои в кровищи.
Наверное, я действительно дура, каких поискать — пустила в дом незнакомого мужика с дыркой от пули в бочине и переживаю, что он запачкал обои. Стою с приоткрытым ртом, смотрю на картину в красных тонах. Мама меня прибьёт…
Оживаю — раненый лежит на диване, и хорошо, что диван кожаный — отмою. Хватаю рюкзак и иду к нему оказывать первую помощь. До ветеринарши надо что-то сделать с кровотечением. Хотя бы минимально.
Раскладываю на журнальном столике медикаменты, отрываю кусок бинта, смачиваю перекисью и сажусь на краешек дивана.
— Будет больно, — предупреждаю гостя, и он кивает.
Поднимаю его футболку — кровь сочится из раны. Нужны ещё бинты…
Через двадцать минут напряжённой борьбы я побеждаю. Рану утянула пальцами, наложила повязку и зафиксировала пластырем практически наглухо. Если не шевелиться, то до прихода врача должно хватить.
Мужчина вытерпел всё молча. На то он и мужчина, наверное. Я однажды Костику занозу из пальца выковыривала, вот там воплей было! Тогда я чувствовала себя виноватой, а сейчас смешно даже.
Вся в своих мыслях беру влажные салфетки, чтобы стереть кровь с живота гостя, и…
Вот это пресс!
Прикусив губу, вожу влажной тряпочкой по смуглой коже. Так и хочется дотронуться пальцами до рельефного живота, по кубикам этим — ниже, по дорожке из тёмных жёстких волос, которая ныряет под массивную пряжку ремня на его джинсах.
Меня обдаёт жаром, а между ног сводит от сладкого похотливого спазма. Я краснею и поднимаю глаза. Мы встречаемся с гостем взглядами.
Мать моя!
Да у него цвет глаз, как… у нашего мишки — медовый. Точь-в-точь! Радужка кажется прозрачной, в ней застыл рисунок — прожилки слегка напоминают очертания сот. Если бы я не была уверена, что у меня в гостиной на диване лежит человек, я бы подумала, что смотрю в глаза медведю, который сейчас мирно спит на ферме в клетке.
— Аптеку ограбила? — раненый кивает на мой рюкзак.
— Нет, я… Это для медведя. К нам на работу привезли раненого мишку, и я купила. Вот… — рассказываю зачем-то.
