Лютову, кривляется в стороне.
— Дан, блять. Тепло не трать.
— У—у—у, какие мы грозные. Посмотрите—ка. Ты, Алинушка, держи в узде своего жеребца. Уведёт его златовласка. Как пить дать уведёт.
— Кто, эта овца? Я тебя умоляю, Богдан. Ты видел её сумку? У нас кухарка с такой в магазин не выйдет. А обувь? Колхоз сплошной. Уже никто давно не носит кеды. Девушка должна быть женственной, чтобы мужчина мог ей любоваться. Да, милый?
— Лин, руки убери. Задолбался повторять. Терпеть не могу касаний.
— Ты чего злой такой? Хочешь, я массажик тебе сделаю? — Лютова начинает мурлыкать, считая, что делает это соблазнительно. А мне уши закрыть охота.
— Пойдем—ка, друг мой, перекурим. — Костян, молчавший всё это время, кладет руку на плечо, походя убирая грабли Алины.
— Экономика же.
— Ничего. Без нас поэкономят. Алина как раз расскажет, как она на сдачу сумочку себе купила новую. Правда, Лютова? — Костя подмигивает и тащит меня к выходу. — Давай, Мироша. Присядем и расскажешь папочке, какая муха тебя укусила.
Курить на территории школы, понятно дело, нельзя. Но знакомые охранники легко закрывают глаза, когда старшаки выходят за пределы ворот на переменку. Вот и мы направляемся к облюбованной скамеечке в сторону от входа.
— Будешь? — Друг протягивает пачку.
— Не, не охота. Спасиб. Что хотел—то?
— Это тебя спросить надо. Ты чего хочешь? Пялишься на новенькую так, что ленивый только не спалил. Хороша девочка, но ты же понимаешь, что…
— Тебе показалось, Кость. Я просто задумался. Терпеть не могу коротышек.
— Из всех правил есть исключения.
— Тогда не такие уж строгие правила.
Всегда было интересно, какой смысл в этих самых исключениях и кто их придумал. По какому принципу мы пишем всегда после «ц» букву «и» и только в «цыгане» у нас другое правило срабатывает? Они доплатили что ли профессорам, чтобы выделиться? Там еще цыпленок с «цыц»-ем затесались. Как они очутились в этом ряду? А если я напишу цыпленка через «и»? Он что сразу орлом что ли станет? Нет, язык, конечно, великий и могучий, но в душе не пойму, откуда столько ограничений и еще больше оговорок? Главное, для чего?
— Если она к Максу придет, попробуй прощупать почву. Потанцуй там, рядом присядь, — друг задумчиво теребит часы. — Может, она неинтересная или духи отвратные. Перестанет тебя привлекать и успокоишься. Лютова тупая, но уже вроде как… объезженная что ли. Черт, надо ж сравнить девчонку с кобылой. Анатольевну б удар хватил.
— С чего ты взял, что она вообще привлекает? Я, по—моему, ясно сказал, не в моем вкусе.
Бесит же! Мессинг, блин, нашелся. Вижу, чувствую. Советы раздаёт.
— Не прёт меня, чёт, сегодня учиться. Давайте без меня. До завтра.
Отбиваю «пять» другу и шагаю к тачке. Внеочередная тренировка должна помочь привести мысли в порядок и отвлечь от окружающего мира. Всегда помогала и сейчас поможет. Хорошо, сумка с собой. Выскакиваю на шоссе и кайфую, выжимая педаль газа. Скорость — моя стихия. Мой антидепрессант. Моя отдушина.
Выкладываюсь на все двести, заслужив поощрение тренера. Если в первые минуты я представлял лица Горецкого, вытряхивая из груши «душу», то потом просто молотил по снаряду, накапливая усталость в мышцах. Пусть даже легкая боль будет. Она куда понятнее пустоты, поселившейся в душе несколько дней назад.
Вечером, вместо клуба, валяюсь в саду в гамаке, листая книжку. Накатывает периодами почитать.
— Милый, что—то случилось? — Не замечаю, как рядом оказывается Олеся.
— Ничего. Откуда такой вопрос?
— Ну, во—первых, я слишком хорошо тебя знаю. Во—вторых, научилась чувствовать твое настроение на расстоянии. — Мачеха мягко улыбается. — А, в третьих, ты эту книгу берешь, когда тебе грустно. И читаешь её вверх ногами, видимо, тоже поэтому?
Она показывает на томик Верна в моих руках. Чёрт. Я ж в страницы старательно пялился, и даже не заметил.
— Расскажешь?
— Да нечего рассказывать. Горецкому сегодня продули.
— Обидно. Но не постоянно же вам выигрывать. Расслабились и вот результат.
— Да нет. Там другое. Они правила нарушили…
— Тогда другой разговор, — Олеся перебивает. — Неужто ваш Ильич не заметил? Он аки ястреб блюдёт игру.
Мы смеёмся, потому что папа постоянно повторяет это выражение, какой бы матч не смотрел. Иногда, в зависимости от хода игры, буквы в словах меняются.
— Сложно там. Мы вроде как заранее нарушение обговорили. Олесь, — решаюсь задать мачехе один вопрос, — только не спрашивай ни о чем. Просто ответь. Бывает такое, что смотришь на человека и убить его хочешь. И в то же время к себе прижать и не отпускать?
— Ещё как бывает. Твоего папу каждое утро так. А…
— Ты обещала не спрашивать.
— Раз обещала, не буду. — Она снова улыбается, и гладит по волосам. Её прикосновения я могу выносить, поэтому не дёргаюсь. — Любовь вообще состоит из противоречий. Прижать и прибить, поцеловать или прогнать, уйти или остаться, бороться или оставить. Каждый выбирает свой путь, в зависимости от того, чего он ждет от этих чувств. Для одних людей важны страдания. Такие люди выбирают уйти и растить в себе боль. Играть роль жертвы. Из них, кстати, часто получаются неплохие карьеристы. Прикрываясь своей болью, идут по головам. Кто—то выбирает борьбу. Эти люди сильны. Но опять же среди них много властных людей. Это сложные отношения, в которых партнер подчиняется.
— А тот, кто просто хочет счастья? У него какой путь?
— У того путь прижать, поцеловать и остаться. Ну и бороться тоже. Я же говорю, это всё так сложно, Тём. Ты сейчас страдаешь. А мог бы позвонить Алине и позвать её, например, прогуляться. Выбрал бы путь первый, получается. Я так понимаю, бороться за неё тебе не надо, ваши чувства взаимны. Или вы поссорились, и ты поэтому спрашиваешь?
— Нет, я так. Для общего развития. К философии готовлюсь так.
— А, ну если к философии…
— Погоди. А Алину ты к чему приплела?
— Ты не о ней разве спрашивал?
— Не о ней. О философии, Олесь. — Вспоминаю про субботний движ. — Я в субботу, кстати, на вечеринку свалю. Прикроешь перед отцом?
Не то, чтобы он был сильно против. Но начало учебного года, надо начать с хороших результатов и бла—бла—бла.
— Свали. Но помнишь, да? Никакого спиртного и отписываешься, где ты. Папу утащу, пожалуй, в
