Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
фишек… Но чудеса здесь случались значительно реже, чем в казино. И следили за этим куда строже.
Можно было замутить стартап и продать его баночным так хорошо, что набегало на собственную банку. В мире молодых талантов подобное случалось где-то раз в год – и потом из всех утюгов талдычили про общество равных возможностей.
Комики одно время намекали, что такие сделки заключают исключительно для пропаганды, поскольку все стартапы уже на стадии регистрации принадлежат баночным («крылья для крутого взлета в небо можно взять только в аренду»). Потом общественные активисты при «Открытом Мозге» обозначили это юмористическое направление оранжевым восклицательным знаком, и оно закрылось – из чего нетрудно было понять, что именно так дело и обстоит.
Вот стендап-комики попадали в банки довольно часто. И продолжали иногда бесстрашно хохмить из рассола. Их слушали чаще, чем баночных музыкантов, потому что у них была большая свобода для найма авторов и монтажа выступлений, а крэперу даже в банке приходилось отдуваться самому.
Еще? Можно было получить наследство от самоубившегося банкира. Такое случалось – но на жизнелюбивого папу с его серебряным смехом надежды было мало.
И, наконец, существовала баночная лотерея.
Это была одна из главных скреп, соединявших два мира – такая прочная, что при некотором увеличении ее можно было принять за мост. Об этом заботились все баночные медиа, а поскольку других не было, не заметить мост было трудно.
Шептались, конечно, что лотерея эта – такая же разводка, как ежегодный обмен стартапа на банку. Поводы для подозрений были.
Банку в лотерее выигрывали многодетные матери, овцеводы, сталевары (где-то действительно одного нашли, хотя всю сталь давно варили роботы на заводах в Африке), взволнованные официантки, колоритные старички в казачьих погонах и даже кудрявые отроки, под слезный аплодисмент зала обещающие прожить на земле долгую и полезную для людей жизнь перед уходом в рассол…
Ну да, это тоже была, наверно, пропаганда. Но для нее отбирали настоящих людей, про них знали знакомые и родственники – и свою банку первого таера на сто лет они получали реально. Шанс для простого человека все-таки был.
Другое дело, что рулетка была разборчивее, чем принято думать. Но кто ж не в курсе, что заведение не мечет костей перед свиньями. Вернее, мечет, конечно – но только специальные свинские кости, которые всегда падают как надо.
Комики про баночную лотерею не острили. А красивые молодые девушки вроде Мани в нее не выигрывали. Им как бы намекали от имени судьбы, что все необходимые для выживания инструменты у них есть и так.
После совершеннолетия Маня стала понемногу понимать, что кроме лотереи есть между мирами и другая скрепа, может быть, даже более важная – как бы баночная лотерея наоборот.
Когда у банкира первого таера кончалось оплаченное время, его мозг отключали от систем жизнеобеспечения. Это всегда сладостно пережевывали в новостях, повторявших эту информацию по пять и десять раз в день – и Маня, конечно, смотрела их вместе со всеми.
Благодаря этому событию, объясняли философы, граница между вселенными размывалась. Не только простой человек мог стать банкиром, но и банкир мог снова стать простым человеком, чтобы совершить самое человеческое из всех действий – отбросить копыта.
Что при этом происходит в настоящей банке, конечно, не показывали из гуманитарных соображений. Крутили анимацию.
Мозг плавал в зеленом растворе, окруженный со всех сторон проводами и трубками. Включался Бетховен (всегда и без исключения, такова была традиция), и по одной из трубок поступал белый снотворный препарат. Под пульсацию трагической и прекрасной мелодии мозг из нежно-розового становился серо-зеленым, а потом и вовсе чернел.
Из банки откачивали жидкость, руки в резиновых перчатках вынимали мозг из его гнезда и запаковывали в подобие пластмассовой коробки от бургера с мультиконфессиональной религиозной символикой на серых бортах. А затем коробка въезжала по транспортеру в ослепительную дверь маленького мозгосжигательного крематория – и зрителям становилось чуть легче.
В конце концов, банкиры высших таеров тоже когда-нибудь умрут (как про них говорили, сольются). Может быть, через много сотен лет, но умрут все равно. Вот как это будет, объясняла анимация: перед хвостатыми звездами и туманностями, нарисованными в лиловом небе, закроется траурный занавес, свет померкнет и заиграет музыка, уже не слышная баночному мозгу.
Вечерние комики, конечно, работали с этим материалом вовсю. Зачитывая новости в собственной аранжировке, юморист на экране делал клоунски серьезное лицо, выпускал на щеку слезу и начинал фальшиво напевать «Лунную сонату» – барабаня пальцем по столу и глядя в потолок. Его лицо искривлялось гримасой непереносимого горя, из горла рвались всхлипы, а потом он вдруг вскидывал вострые глаза на зрителя и спрашивал:
– Ну догадался, да?
И тут же возвращался к скорбному напеву. А потом опять рявкал:
– Че, не догадался еще?
И начиналась пантомима для особо непонятливых – юморист как бы вынимал что-то небольшое и очень вонючее из невидимого ведра, причем этот позорный предмет прилипал то к одной его руке, то к другой, так что комик в конце концов залезал на стол и начинал отклеивать невидимый липкий мозг уже от ляжек, стоп и вообще самых неожиданных мест, демонстрируя чудеса растяжки и гибкости. Не забывая лить при этом слезы и напевать все ту же скорбную мелодию.
Опытный юморист мог довести аудиторию до оргиастических колик несколько раз подряд, даже не объявив имени слившегося банкира. Все равно его повторяли в новостях, а в юридическо-гуманитарном плане так было спокойнее.
Правда, аппассионата случалась только с первым таером. Выше была подушка безопасности. Контракты бессмертия составлялись умно – когда подходили к концу средства у второго таера, срабатывал стоп-лосс, и баночника переводили на полвека в первый. Третий таер падал на сто лет во второй, и так далее. Но вот обширному первому таеру – куда допускались блогеры, крэперы, овцеводы со сталеварами, да и сами стендап-комики – бетховен частенько наступал на самом деле.
В конце концов, для социальной гармонии важно не только дать людям надежду. Еще важнее у всех на глазах кого-то ее лишить.
* * *
Таеров было десять, и рассказы про верхние уже звучали неправдоподобно. Но был, как шептались, еще одиннадцатый таер «Золотая Звезда», про который не ходило даже особенных слухов.
Это была личная симуляция самого богатого баночника планеты Атона Гольденштерна. Гольденштерну принадлежал контрольный пакет «TRANSHUMANISM INC.» Своя доля была у него почти во всем.
Его личная симуляция соответствовала такому статусу: целый мир, отдельная вселенная, созданная специально для него, где он не встречал других банкиров – если, конечно, не хотел этого сам. Знали про нее только то, что эта вселенная связана с личной религией Гольденштерна (его мозг купил
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
