ему — любовь.
От одного этого слова Мартин поморщился — он не любил упоминания нелепицы. И когда занятия по трансфигурации стихийно превращались в авторскую проповедь этого рыжего чудака, Мартин еле сдерживался от отвращения.
Люди примитивные, нелепые и, как правило, безвольные. Именно любовь делает их такими. Она антидот власти. Единицы способны по-настоящему быть, единицы обладают властным зарядом. Конечно, всё это любой студент даже близко не понял бы.
Людям нужен алтарь, достойный служения — такой, что создан самым достойным из всех.
И у Мартина этот алтарь был.
Но пока нужно сиять.
Глава 11. План (на) Мартина
Тэ И уже не была в тупике. Она успела пережить несколько стадий ощущения ситуации:
то, что современный автор назвал бы «кринжом»;
то, что все люди мира называют замешательством;
и то, что сама Тэ И считает высшей ценностью — возможностью.
Мартин Сью по-прежнему был уверен в своих «трех н»:
Неуязвимости,
Неотразимости,
Неизменности.
Поздним вечером в общей гостиной своего нового факультета Тэ И смотрела сквозь книгу про теорию магических явлений, вплетая свои мысли в текст. Обложка, конечно, была зашифрована под учебник превращений.
План Тэ И состоял в том, чтобы наблюдать, тестируя гипотезы. Идеальные лабораторные условия сложились перед ней сами.
Осталось не потерять лица в обстановке полной неизвестности, не пропуская сигналов ситуации.
Её ближайшей задачей было приблизиться к объекту на достаточное для производства выводов расстояние. Характер выводов определит, что такого заключено в сердцевине ядра Мартина Сью, чтобы именно он стал ГлавГадом в этой ветке потенциалов реальности. А это знание проложит стратегический путь к действиям.
Увы, миссия Тэ И известна только ей самой, и потому никакого отряда спасения от нежелательных эффектов хроно-магии, в случае нежданных выбросов пространства, ждать не придётся, да и заниматься миссией нужно через прямое включение в бытовую реальность настоящего времени.
Значит, нагрузка будет как всегда двойной, с той разницей, что она в 1943 на Факультете Гавнюков, и при стрессе подвешенного состояния в духе последних дней она и месяца не протянет: ей нужно сделать этот мир своим.
Ти Э было приятно, что уже начатая ей стратегия морфизации и накопления новых компетенций логично продолжается во благо цели её пребывания здесь. Едва уловимое чувство гармонии озарило её сознание, и тут же сменилось восстановленным погружением в теории временных рядов магической вероятности.
Ветхая книга гласила, что для поиска ядра любой силы необходима контролируемая стихийность — на развороте представления этого принципа была изображена руна Лагуз, как символ адаптивного потока, и Феху, обозначавшая огненный импульс.
Преломление прочитанного в реальность в эту секунду давалось неважно — глаза слипались, и мозг упорно звал в сон.
Ладно — она уже разбирается. Наблюдать и смотреть на корень действия до его видимости — так поняла главу Тэ И.
* * *
Мартин Сью сидел в общей гостиной накануне первого дня учёбы, штудируя летом прочитанный учебник по снадобьям. Он часто использовал книги как прикрытия, если не хотел общения в гостиной. К тотальному одиночеству своей комнаты он так и не успел привыкнуть — приют оставил неприятный психический след.
План Мартина состоял в том, чтобы начать вывод предварительно тщательно завербованной свиты на тропу безоговорочного служения высшей цели изменения магических реалий допустимого.
Мартин знал, как было правильно, и с правильной поддержкой смог бы заслуженно это показать и предоставить.
Его личный миф наследника Основателя Факультета Гавнюков играл на руку. Ведь без мифов нет магии, и среди нужных ему консервативных социальных групп — поддержки вдвойне. Маги аристократы склоняли перед ним головы в признании превосходства — да, так мог только Мартин. Цена этого была высока, но и он был не просто статистом.
Дело в том, что для феноменального мальчика из приюта, в котором от бегающих по полу крыс его защищали только змеи, сила стала осознанной жизненной необходимостью. Сила — это расширенное существование. Например, это была физическая сила, когда его единственного плюшевого медведя отнял большой Боб с жутким смехом и тяжёлыми руками. Мартин плакал в грязном углу, будучи слабым, осознавая жуткую справедливость этого случая. Все было неизбежно, и значит — заслужено.
Но у силы много лиц — через три дня Боб упал в глубокую яму и сломал позвоночник: он испугался «ниоткуда взявшегося» клубка змей.
С тех пор Мартин не любил плюшевые игрушки, но стал доверять змеям и силе, которая расшатывала границы привычного мира. Сила его порядка в мире называлась Тёмной магией.
Сила всегда была опасна, и эта опасность должна быть в руках одного ведающих. Сила нужна, чтобы предопределённой судьбы щуплого мальчика, у которого всегда отнимают игрушку, не было. Конечно, современный магический мир совсем беззубый — магия скована навязанными приличиями и иллюзорной добротой мира, ценностью того, что есть кем-то написанные законы жизни и смерти, а изменение этих границ вовлечения полагается тёмным искусством.
Что ж, он станет ГлавГадом — богом мифа новых правил допустимого в мире.
Для этого он должен стать ещё более безоговорочным — доминирующим, тотальным, каким и был. Остаётся придумать новое имя перед окончательным сбрасыванием кожи. Важный год…
А, еще нужно в ускоренном темпе обезвредить нового игрока на социальной доске — как там её, из Другой Магической Школы?
* * *
Они не знали, как сходятся линии времени, и к чему это приводит, и что ещё важнее — что приводит именно к ним.
Но два метеорита уже летели друг к другу навстречу.
Глава 12. Перемещение Мартина
Мартин исподлобья смотрел на своих однокурсников поверх книги. Они беззаботно переговаривались между собой, с такой присущей обыкновенным подросткам неаккуратностью. Темные шутники о чём-то жарко спорили и уже шли к Аристократке за третьим мнением. Та утрированно высоко запрокидывала голову при смехе весь вечер, оголяя белую шею, чем очень заводила Здоровяка, который сидел напротив. Идиллия для последнего, но Мартин-то видел, как она неумолимо не спускала с него, Мартина, томных глаз.
«Этот маскарад в мою честь. Неудивительно.» — он ухмыльнулся сам себе.
Все остальные в школьной гостиной были дублями примерно таким же картинам поведения. В каждом уголке была своя Аристократка, свои клоуны и толпа неразличимой массовки. Не было только своего Мартина. И Мартину совершенно не было жалко, что он не может быть таким, как они: он видел, что они никогда не узнают изнутри того, что по праву существования знает только он.
И никогда не смогут так же.
Но всё же в выходную