был кошмар. Меня в глаза называли ведьмой и убийцей. Многие боялись, но под терапией я вообще ничего не могла, и кое-кто это понял. Я приходила домой из школы и рыдала. Каждый день. Полгода.
Я снова умолкаю. Прозрачная ладонь невесомо касается моей руки.
– Извини. – Я не отвечаю, а Настасья продолжает: – Но сейчас-то всё в порядке? Ты ведь получила диплом, и работаешь, и…
– Да, – хмыкаю зло, – меня выпускают к людям.
Это, конечно, благодаря маме. Она целый год после школы таскала меня по врачам, от психологов до редких в то время специалистов по магии. Мне меняли лекарства, назначали процедуры, заставляли вести дневники и делать упражнения…
Не скажу, что меня вылечили – от магии нельзя вылечиться. Однако в итоге врачи пришли к выводу, что я действительно не опасна, в том числе и потому, что дар уже проснулся, а значит, всплеска такой же силы можно не ждать. Мне посоветовали походить на курсы по управлению силой и выдали справку, что я могу работать с людьми, даже с детьми и подростками.
Но я не пошла на курсы. Вместо этого я держу в холодильнике упаковку шприц-ручек с прозрачным раствором, который отлично глушит лишние проявления магии. Способности видеть Настасью мне хватает за глаза, и без того прекрасно обошлась бы. Один укол в неделю – и можно не бояться, что я опять кого-нибудь убью.
Иногда мне снится, как падает Сашка. Тогда я просыпаюсь в слезах и в тысячный раз клянусь, что больше никогда не буду влюбляться.
Настасья молчит и тихонько гладит меня по руке. Я не чувствую прикосновения, но становится легче. Немного – и ненадолго.
– Может, – неуверенно произносит она, – стоит ему рассказать?
Я резко убираю руку.
– Что это изменит? Он будет знать, почему я от него шарахаюсь – дальше что? Он начнёт шарахаться от меня? Или героически бросится на амбразуру? А что, если я действительно не смогу себя контролировать? Слушай, – я разворачиваюсь к ней так резко, что Гошка сваливается с коленей на пол, – а сделай отворотное зелье мне, а? Никаких лишних чувств, никаких рисков – всем будет лучше!
Настасья смотрит на меня неверящим взглядом, а потом бросает:
– Дура.
Зелёное сияние гаснет, я остаюсь в полной темноте. Пузырьки в голове тихо тают. Утыкаюсь лбом в колени и всхлипываю.
Дура.
Пьяная.
Нашла с кем откровенничать.
– Не говори никому, – прошу.
Автомат сердито булькает, но не возражает. Да и не тот это секрет, чтобы выдавать всем встречным. Вот разве что Алёна…
Нет, она не скажет. Она помнит, что я сделала – и не знает, в какой дозировке я принимаю лекарства. На то, чтобы не провоцировать, у неё хватит и ума, и осторожности.
А что касается Сашки…
Подумаю об этом завтра. Или послезавтра. Или ещё когда-нибудь – главное, не сейчас.
Сейчас слишком больно.
Глава 5. О скандалах, интригах и расследованиях
А вот скандалить директор ООО «Чешуйка-холдинг» является лично, в первый же после праздников рабочий день. Шеф принимает народ по вторникам, средам и пятницам, но этот тип, угрожая пожаловаться самому министру, умудряется прорваться сквозь канцелярию и охрану, вломиться в кабинет и от души высказаться насчёт непрофессионализма, несоблюдения сроков и несоответствия занимаемой должности.
Из себя директор мелкий, круглый, с пышными чёрными усами на красной физиономии и мерзким высоким голосом. Из его воплей я понимаю, что свои лицензии его команда так и не получила. Почта, что ли, под Новый год шалит? Под непрекращающиеся обвинения вежливо улыбаюсь, лезу в базу, вбиваю номер заявки…
Оформленное по всем правилам отправление спокойненько висит в списке с пометкой «сформировано».
Теперь мне тоже хочется орать, но тут из курилки возвращается шеф. Расплывается в улыбке с видом «ба-а, какие люди!» и под локоток уволакивает скандалиста к себе. Спустя пять минут выводит, всё такого же красного и мрачного, но притихшего.
– Вот, – говорит, – Екатерина Павловна сейчас найдёт ваши документы, если их не успели отправить, и выдаст под роспись. Вы же, Андрей Степанович, паспорт и приказ о назначении на должность не забыли?
Директор злобно сопит что-то насчёт «в машине оставил», зыркает на меня и выметается из кабинета. Шеф качает головой и ободряюще улыбается. Я пытаюсь объяснить насчёт конверта, но он только отмахивается.
– Они бы всё равно на этот турнир не прошли, он медстраховку на команду не продлил вовремя. Потому и с оформлением лицензий затянул, надеялся успеть, а теперь психует. – Я тихонько выдыхаю, а шеф шутливо грозит пальцем: – Но бумажки ему найди и вручи, хорошо?..
Гошку с собой не беру, хотя тот смотрит жалобно и явно не горит желанием сидеть на столе. Спускаюсь до первого этажа, проговаривая про себя мантру «у новичков случаются косяки, это не смертельно, ничего личного». Перед дверью канцелярии делаю глубокий вздох, делаю вежливое лицо, вхожу…
– О, вот Кате тоже надо сходить! – радостно восклицает Алёна.
Я слегка теряюсь:
– Куда?
– Ну к гадалке же, – поясняет она таким тоном, будто сто раз уже говорила. – Очень крутая, прямо насквозь всё видит – про любовь особенно! Я с ней уже троих парней бросила!
Аргумент, однако. Повезло парням.
– И четвёртого бросишь, – с доброй усмешкой говорит Валентина Владимировна, не отрываясь от документов.
– И брошу, – отвечает Алёна с вызовом. – Она же сказала, что всё равно расстанемся! Я ему не принадлежу, пусть не думает. А ещё он мне после корпоратива скандал устроил, представляете?! Меня Саша просто до дома подвёз, а этот…
Напоминание о Сашке возвращает меня к мыслям о работе. Я перевожу взгляд с Алёны на её стол – тот завален конвертами так, что страшно представить, как она там может что-то найти.
– И ещё она мне новую любовь предсказала. – Алёна расплывается в предвкушающей и какой-то хищной улыбке. – Говорит, уже совсем рядом, и я его знаю… – Она лениво потягивается и снисходительно так смотрит на меня. – У тебя ведь нет никого? Так сходи, она точно поможет. Скажешь, что от меня, сделает скидку…
Из всех мыслей, которые роятся в голове, самая чёткая звучит как «Она меня бесит».
– Новую работу она тебе, случайно, не предсказала?
Валентина Владимировна первой реагирует на интонацию, чутко поднимает голову и укоризненно смотрит на меня. Алёна удивлённо округляет глаза:
– А что такое?
Замечаю по ту сторону окошка злосчастного чешуйчатого директора и стискиваю зубы, чтобы не орать. Подхожу к столу, начинаю перебирать конверты.
– Документы, – шиплю сквозь зубы. – Которые я просила отправить. Где?!
На меня хлопают глазами, в которых светится искреннее