своей сути палачей, выполнявших карательные операции по распоряжению своего коменданта. Тот в свою очередь получал сведения для проведения акций от следователей с прокурорами. Получали их и от своих людей, состоящих на мелких административных должностях в сельских и районных советах, на постах бригадиров, а также председателей колхозов. В городских военкоматах и НКВД это были обычно технические работники: уборщицы, истопники, секретари-машинистки, повара в столовых для оперсостава.
Призывом в УПА руководили коменданты мобилизационных отделов. Если в ней происходили ощутимые потери, по каналам связи станичным передавались требования на мобилизацию нужного количества людей, уклонение от призыва каралось расстрелом.
Особое внимание уделялось сотне «видважных юнакив» и такой же сотне «видважных дивчат» при отделе особого назначения. Это была настоящая кузница кадров ОУН-УПА. Вся молодежь делилась на три возрастных группы: 10–12 лет, 13–15 лет и 16–18 лет. У каждой имелись свои задачи, действия и специализация. Самых младших использовали в качестве наблюдателей, разведчиков и связных, остальных как диверсантов.
Хорошо оборудованные районные госпитали на сотню тяжелораненых бандеровцы держали в труднодоступной лесной местности. Над-районное руководство в целях конспирации находились обычно в лесу, в своих бункерах, где имелось все для автономной жизнедеятельности: электрическое освещение, водопровод и канализация, а также радиосвязь с западными кураторами.
Помимо прочего существовали школы младших командиров и политических воспитателей. Центральный провод ОУН-УПА находился в лесах Глевальского района Ровенской области в хорошо оборудованном бетонном укрытии со всеми удобствами, возведенном под наблюдением инженеров Вермахта.
В городах влияние националистов было гораздо меньше, чем на селе. Там имелась только служба внешнего наблюдения и связные. К тому же городское население, более грамотное и лучше разбиравшееся в политической обстановке, сотрудничать с бандеровцами не желало.
…Когда над вершинами Карпат заиграла красками вечерняя заря, а на окрестности опустились тени, полонина была пустая. Отара на дальнем склоне исчезла за отрогом, на месте костра дотлевали угли. Тройка, казнившая лейтенанта, на заседланных вороных конях спускалась в долину. Примерно через час они въехали на окраину села, где из кустов лещины вышли два человека в мазепинках[38] и с винтовками.
— Слава гэроям, — негромко сказал один.
— Гэроям слава, — ответили с седел.
Затем всадники спешились и, оставив лошадей дозору, прошли задами к стоявшему в центре костелу, ступили внутрь. Меж рядами лавок направились к алтарю, перекрестились на распятого Христа, а потом исчезли за неприметной дверью.
В комнате при свете горящей свечи комнате сидели двое: греко-католический священник в рясе и молодой парубок с ППШ, за поясом которого торчали две гранаты с длинными рукоятками. Снова прозвучало «Гэроям слава», вошедшие уселись напротив.
— Докладай, Лесь, — прохрипел парубку сотник.
Тот, наклонившись, сообщил, что дома ястребков[39] окружены, хлопцы готовы к акции.
— Хорошо, — кивнул чубатой головой сотник. — Начинайте.
Лесь, а с ним эсэсовец и полицай встали и вышли. Через короткое время в разных местах села гулко прогремели взрывы, затрещали выстрелы, потом все стихло.
— Кончили предателей — довольно ухмыльнулся сотник.
Священник, по-волчьи блеснув глазами, смиренно перекрестился. Затем в храме послышались шаги, дверь, скрипнув, отворилась.
— Ну как, Лесь? — повернул голову начальник.
— Покидали в окна гранаты, а затем добили, — утер рукавом лоб.
— Всех?
— Нет. В последней хате захватили одного и его семью.
— Пойдем, — грузно встал с лавки.
Дом, о котором говорили, стоял на окраине села, в глубине сада. Рамы выбиты взрывом, дверь сорвана с петель.
У беленой, с пулевыми отметинами стены в ночной сорочке дрожала молодая женщина с младенцем на руках, рядом лежал окровавленный мужчина. Вокруг стояли несколько бандеровцев во главе с эсэсовцэм.
— Живой? — кивнул на лежащего сотник.
— Ну да, — ответил тот, — начинать?
— Приступайте с богом.
Носитель рун (он же начальник СБ) показал двоим, стоявшим ближе, на поднятый колодезный журавель усадьбы. Те ухватили раненого за ноги, волоком протащили по двору, и вскоре ястребок раскачивался в ночном небе.
— Щенка, — приказал эсбист здоровенному, с низким лбом детине.
Тот шагнул к рыдающей женщине, вырвал младенца и, ухватив за ножки, размозжил голову о косяк двери.
— Ну а эту, — взглянул сотник на потерявшую сознание мать, — отдай хлопцам, пускай потешат души.
Затем они с эсбистом и Лесем пошагали по ночной улице к костелу. Хаты с погашенными оконцами слепо глядели вслед. По небу плыла желтая луна, а потом скрылась в облаках, затянувших небо…
Ближе к рассвету в соседней Ивано-Франковской области на поросшем грабами склоне майор в защитной фуражке наблюдал в бинокль раскинувшееся внизу село. Рядом лежал с полевой рацией ефрейтор, слева и справа виднелись пилотки бойцов с оружием наизготовку.
Опустив бинокль, майор взглянул на наручные часы, встал, сделал отмашку, и по склону, охватывая низину кольцом, вниз двинулись солдаты. Когда они достигли середины склона, где-то на окраине хлопнул выстрел — цепь ускорилась. Рота вошла в село, началась зачистка.
Следуя от двора к двору, бойцы тщательно осматривали хаты и надворные постройки, ворошили щупами островерхие стога сена на подворьях. Хозяева стояли у дверей хат и — кто хмуро, кто испугано — за всем наблюдали.
— Что ищет пан офицер? — подошел к майору, сдернув с головы шляпу, пожилой мужик в овечьей безрукавке.
— А ты вроде не знаешь, — прищурился тот. — У вас на селе боевка.
— Вот вам крест нету, — перекрестился селянин.
— Ну-ну, — хмыкнул командир и приказал руководившему бойцами лейтенанту: — Голышев, продолжайте!
Тщательно прочесали все село, боевиков нигде не было. Между тем информация была достоверной и получена из надежного источника. Кроме того в кустах у спускавшейся в село дороги бойцы ликвидировали секрет, но, к сожалению, один бандит успел поднять тревогу. А чуть позже к майору подошел Голышев.
— Мне сейчас в одной хате дивчина шепнула — они в колодце, что в проулке.
— Вон оно как, — вскинул бровь майор. — Захвати пару бойцов, посмотрим.
Прошли в неприметный проулок меж двух хат, остановились у дубового сруба с воротом, все внимательно осмотрели. На донце висевшего на цепи ведра обнаружили едва приметный след подошвы.
Офицеры заглянули вниз, прислушались — только далекий стук капель.
— А ну-ка, Лукин, дай мне противотанковую гранату, — протянул майор назад руку.
Сержант, сняв с ремня, передал. Командир выдернул чеку и, придерживая откидную планку, опустил гранату в колодец (группа отошла чуть в сторону).
Внизу ухнуло, вверх полетели куски мокрого дерева с илом, а потом донесся невнятный крик.
— Нужно спуститься и проверить, — сказал майор, когда все стихло.
— Разрешите мне, — достал из кармана фонарик лейтенант. Майор молча кивнул.
Быстро доставили веревку, обвязали ею Голышева, начали спускать.
— Стоп! — глухо сказал в метре от воды.
Там он обнаружил пролом в срубе, осмотрел его и влез внутрь.
