— Ты пойдешь по дороге в Варанаси, а ты — по той, что ведет в Аллахабад! — приказала Витра братьям Пайода.
Она устроила настоящую облаву и, не стесняясь, расспрашивала прохожих. В первую очередь посыльных отправили, конечно, к Хиле и Мили, подругам Амии, — удостовериться в том, что беглянка не спряталась у них, но обе девочки не видели Амию со вчерашнего дня. Тогда преследователи отправились в храмы.
Но и там Амии не оказалось.
Что делать, куда идти?
У нее не было выбора, следовало идти в город. Амия подумала так и ужаснулась — она ничего не знала о мире, про-
стирающемся за пределами родной деревни. И все–таки дорога в Варанаси манила девочку. Она уходила прямо на восток, забитая повозками, вьючными животными, стадами, крестьянами и путешественниками, шедшими из самых отдаленных областей. Но больше всего на этой дороге было паломников и караванов. По ней уехал «белый демон»… Амия снова вспомнила француза. На лице ее отразилась боль, но она заставила себя прогнать это воспоминание. Взгляд Амии остановился на массивном силуэте баньяна, росшего почти у линии горизонта. Ей не доводилось бывать дальше этого дерева, посвященного богу Вишну. Преисполненная решимости не возвращаться в Аунраи, девочка пошла по дороге, ведущей в Варанаси.
Вскоре она подошла к баньяну, в тени которого отдыхало несколько десятков путников. Никто не обратил на нее внимания. Некоторые молились Вишну–создателю, ложем которому служит тысячеголовый змей Шеша, плавающий в первичном океане. Иногда Вишну рождается на земле в обличье смертного, чтобы помочь людям. Но если сам Шива–разру–шитель будет грозить своим трезубцем, на помощь Вишну рассчитывать не приходится… Две женщины кормили младенцев. Старик, распростертый на сколоченных наспех носилках, бормотал что–то нечленораздельное. Его кусали мухи, но безразличные близкие старика, сидевшие возле него на корнях дерева, даже не пытались их прогнать.
Амия не собиралась останавливаться здесь на отдых, но ей не суждено было выйти из тени громадного дерева: словно демон, из–за ствола выскочила Витра с трехгранным ножом в руке и заступила ей дорогу.
— Ты вернешься домой!
— Нет!
— Что ты сказала?!
— Лучше умереть!
— Призываю богов в свидетели, я сделала все, что могла! — крикнула Витра, обращаясь к собравшимся.
Путешественники же поспешили отойти от нее подальше.
— Я никогда не стану женой Пуру! — заявила Амия. — Я та, которую избрали боги. Боги ждут меня в Варанаси.
— Дура набитая! — заорала Витра, и лицо ее побагровело.
Молодая женщина была не в себе, очевидно, у нее началась
истерика. Она бросилась вперед, размахивая ножом. Лезвие слегка задело плечо Амии, разорвав ткань ее сари.
— Несчастная, остановись! — донесся крик бегущего к ним Пайода. — Ты ее поранила!
Но Витре было мало одной раны, она продолжала нападать на девочку.
— Прекрати! Остановись! — послышались голоса.
Со всех сторон к Витре бежали ее зятья и братья мужа. Но она оставалась глуха к их мольбам. Гнев затопил ее разум, ослепил ее, толкая на убийство. Словно хищник, она скакала меж корней баньяна, готовая нанести смертельный удар. Амия прыгала то влево, то вправо, припадала к земле и снова поднималась. Ей пришлось перепрыгнуть через распростертого на носилках старца. Витра не могла сравниться с девочкой в ловкости и быстроте. Она споткнулась о недвижного старика и упала, вонзив нож себе в правое бедро.
Увидев, что жена поранилась, Пайод и думать забыл о сестре, которая бегом понеслась назад в деревню. Он и его братья столпились над Витрой. О свадьбе Амии и Пуру уже никто не думал — Витра пролила кровь Амии, а значит, месть Черной, Кали, не заставит себя долго ждать. Ни один из них не усомнился в правдивости слов живущего у реки подвижника.
Глава 10
Построенный из благородных материалов на берегу реки, трехэтажный дом Соланкй был похож на дворец. В нем насчитывалось тридцать богато убранных помещений, окна которых выходили в роскошные сады с редкими растениями и поющими ради удовольствия гостей фонтанами в виде изваяний богов и богинь, увенчанных цветами.
Хирал прибыла в праздничной двуколке с позолоченными колесами, запряженной буйволами, чьи рога тоже позолотили, а спины и головы украсили гирляндами цветов. Животные шли неспешно и торжественно, на ногах их звенели серебряные бубенчики. Люди падали ниц, когда мимо проезжала Блистательная, ибо всем было известно, что она — любимица Шивы и других великих богов Индии. Никто в Танджавуре не сомневался в том, что Хирал как
никто близка к богам. Жрецы, обогатившиеся благодаря ее познаниям в искусствах Камасутры, не скупились на похвалы в ее адрес. Они ожидали Хирал на пороге дома, облаченные в белые как снег одежды. В окружении жрецов стоял Соланки, хозяин дома.
— Добро пожаловать, божественная Хирал! — с поклоном сказал он.
Служанки помогли хозяйке сойти на землю.
Хирал поклонилась в ответ на приветствие, но не произнесла ни слова. Она почувствовала его желание, но он не мог выразить его открыто. Существовали правила, которых нужно было придерживаться. Хирал, Блистательная, не была обычной храмовой проституткой. Раджи оспаривали друг у друга право побыть с нею. Она была богаче всех торговцев и представителей благородных семейств в этом городе. К тому же в спутники жизни Хирал избрала себе богатейшего человека провинции — Мишеля Казенова, французского авантюриста, которому завидовали все мужчины. Индийцы считали их союз порочным, но никто не осмеливался открыто упрекнуть ее в этом.
Дабы защититься от дурного глаза и скверны, Хирал попросила разрешения провести некоторое время в домашней молельне. Помещение, в котором домочадцы Соланки молились богам, размерами, красотой и богатством отделки не уступало храму. Здесь нашлось место для пятидесяти статуй и статуэток главных божеств. Боги и богини улыбались, гримасничали, предавались раздумьям в ожидании, когда кто–нибудь из смертных, которых они награждали и наказывали, обратится к ним за помощью и советом. Запахи бесчисленных цветов смешивались с ароматами благовонных масел и эссенций. Хирал благоговейно приблизилась к изваянию Шивы, служанкой которого все еще была. Но это был не танцующий Шива, а Шива–властитель, всезнающий и всемогущий. У него было десять рук, на лбу имелся третий глаз.
Слив в пламенной молитве свою душу с душой божественного покровителя, Хирал вышла из молельни.
Слуги, словно тени, двигались между гостями, устроившимися на роскошных сидениях строго по иерархии. Остальные замерли рядом со своими хозяевами, причем у каждого в руках была чаша, салфетка и золотой кувшин. Гул голосов сливался с надоедливой мелодией кифары, струны которой пощипывал слепой музыкант. Соланки потратил на этот прием целое состояние. Музыкант был очень именитый, приглашенный из самого Мадраса.
