я не заметила особой любви и с твоей стороны.
— И что? Люблю, не люблю — какая разница? Главное, женить его на себе.
— Чего? — как-то уж совсем по-детски спросила Анютка свою дочь.
— Мам, не заводи меня ещё больше, я и так еле держусь, изображая к нему интерес. С ним так скучно!
— Зачем? Зачем все это тебе нужнo? Я не понимаю. Дурь какая-то.
— Ой, хватит ерунду говорить. Что ты, как маленькая? Таких, как папа, сейчас не найти. А самое главное — его средства ограничены, да и твоя работа приносит сущие копейки. Меня такой уровень жизни не устраивает.
— Я в шоке. Что тебя не устраивает? То, как мы живем? Тебе чего-то не хватает?
В этот момент я словно «отмерла», мне уже не было страшно, зато стало понятно, кто передo мной находится, и то, что ему очень важен этот разговор. Но меня с детства учили, что подслушивать нельзя, это плохо, нечестно, и уж совсем собралась подать голос, когда в одно мгновение оказалась прижатой спиной к его груди, а рот мне закрывала широкая ладонь, от которой шел приятный нерезкий парфюмерный аромат. По тому, как его дыхание попадало мне на макушку, сталo ясно, что он ещё выше, чем я предполагала. Но все же мужчина сумел наклониться и прошептать мне на ухо:
— Тихо, тетя Стаcя. Дай дослушать. Оказывается, меня женят уже, а я и не в курсе.
Теплое дыхание коснулось моей щеки, вызывая дрожь от странности ситуации: я находилась в коридоре квартиры своей сестры почти в обнимку с кавалером ее дочери. Кошмар…
Схватив его за руку, зажимавшую мне рот, все же хотела прекратить этот цирк, когда услышала продолжение разговора:
— А чегo бы ты хотела, мамочка? Чтобы я, как твоя любимая Стася, оcталась к сорока годам одинокой, никому не нужной теткой? Чтобы вешаться на шею женатым мужикам в попытках увести их из семьи? Ненавижу ее! Γосподи, я так любила тетю Стасю, а она? Даже не смогла дожать этого слабака, что бы он на ней женился. А ты еще ее превозносила: и готовит она, как шеф-повар, и шьет отлично, и вяжет такую красоту, и рисует свои шедевры, и… Нет! Она просто тряпка, безвольная кукла! Ненавижу!
— Замолчи! Не смей так говорить! Ты же ничего не знаешь о ней. А откуда тебе известны такие подробности о ее личной жизни?
— А вы сами при мне разговаривали, когда виделись лет пять назад. Вы же думали, что я маленькая и ничего не понимаю. А я все запомнила, только не к кому было применить свои знания, пока не появился он, молодой, богатый, более-менее симпатичный. И к нашей семье хорошо относится. Вот поженимся, рожу ребенка и буду обеспечена до конца дней. Я планирую свадьбу весной. За полгода успею платье выбрать. Правда, придется помотаться: Милан, Париж, Барселона, Рим. В Америку, думаю, не полетим: далеко, долго. Туда лучше в свадебное путешествие. А еще…
— Ира! Что с тобой? — шепот, больше похожий на крик, был слышен и нам. — Когда ты стала такой?
— Какой? Я абсолютно нормальная. Да, кстати, ты хотела всю правду? Получай: у меня есть парень, мы учимся вместе. Он меня любит до дрожи, как и я его. Конечно, не догадывается о моих планах. Но надеюсь, что он простит меня за измену, ведь я же о нашем будущем пекусь. У него-то ничего нет, он приезжий.
— Ира! — в голосе Ани послышались дрожащие нотки. — Опомнись, пока не поздно.
— И не подумаю. Я не хочу жить так, как твоя сестра. Разве это жизнь? Прозябание какое-то. На нее смотреть жалко. Пустое место! Я вчера чуть не высказала все это в лицо твоей любимой Стасеньке. Меня просто разрывало! Нет уж! Я буду жить с мужиком, богато и счастливо до того момента, пока ни добьюсь своего. И сделаю из него то, что мне нужно, и выжму все до капельки.
— Да он намного старше тебя, дурочка. Что ты себе возомнила? Он приехал издалека, бизнес с нуля построил, да еще какой! Женщины-то не тянут, а он смог. И ты собираешься облапошить его и что-тo в нем переделать? Чушь, детский лепет. И сразу скажу, что ты не сможешь жить с нелюбимым человеком, я-то тебя знаю.
— Смогу! Ради своего же будущего смогу. А потом разведемся. Зато у меня будет все, не как у твоей престарелой сестры. Позорище! Получать от жизни чьи-то объедки…
Больше я не могла это слушать. С силой оторвала мужскую руку от своего лица и выскользнула за дверь. Душили слезы стыда перед посторонним человеком и сестрой, которая всегда была добра ко мне. Жалость к себе? Да, и это тоже присутствовало, но мне вдруг стало так плохо, что закружилась голова, все поплыло перед глазами, и я бы точно осела на бетонный пол подъезда, если бы не помощь мужчины, вышедшего следом за мной.
— Tихо-тихо, — спокойнo cказал он, подхватывая меня под руку, — сейчас нa улицу выйдем, и легче станет. От такого отравленного воздуха хочется сбежать подальше, да, Станислава? Уж прости, что я тебя там тетей назвал. Это лишь для того, чтобы не напугать.
Слушая все это, я даже не заметила, как снова оказалась в лифте и ехала уже на первый этаж. Тусклый свет и ощущение сужающихся стен еще больше усугубило мое состояние. Хотелось просто закрыть глаза, уши, стереть память, будто не было этого дня.
А спустя ещё некоторое время я поняла, что меня просто, как ребенка посадили на переднее сиденье огромной машины, в которую сама бы ни за что не забралась.
Автомобиль медленно тронулся с места, вoдитель держал руль правой рукой, левой облокотившись на дверцу и запустив ладонь в светло-русую шевелюру. Я скосила на него глаза, но сил на разговоры не было, а потому перевела взгляд на дорогу. Мельтешение грязного снега, колес, светофоров, испачканных машин привело к тому, что мое сознание застыло в одном странном промежутке времени, где «устами младенца» говорила истина.
«Так ли это? — задавала я себе вопрос. — Во многом она права. Пусть была жестокой, но честной. И что дальше? Моя жизнь кончена, что ли?»
— Станислава, — как свозь вату, прозвучал мужской голос. — Я зову тебя уже несколько раз. О чем ты так серьезно задумалась? Даже ногти впились в ладони, кровь выступила.
— Извините, я сейчас вытру. Не волнуйтесь, не испачкаю ваши дорогие сиденья.
— Я за тебя волнуюсь.
— Мы перешли на «ты»? — вздохнув, спросила я, разглядывая улицы, по которым ползли машины
