пожаловать в Мир Высокой Энергии!
— А почему не в рай?
— Потому что мы живы. Я ведь объяснял всю дорогу.
Фред помотал головой.
— Ничего не помню.
— Тоннельное помутнение, — кивнул Марк. — Такое бывает, если не привык шастать между мирами, как мы с немцем. Он ещё и умудряется держать руль. Генрих, ты как?
— Будто пьяный, — усмехнулся тот.
— Ты на себя наговариваешь. На самом деле он трезвый как стёклышко! Слушай, ты молчал почти всю дорогу. Расскажи Фреду, как ты выиграл гонку в Мюнхене.
— Это было давно. Нечего рассказывать, обычная гонка.
— Неправда. Это была экстремальная гонка — в адских условиях бездорожья, в ливень как из ведра. Генрих не просто победил. Во время гонки у него на бардачке был стакан воды. За всё время гонки из стакана не вылилось ни капли.
— Ну, может быть пару капель.
— Благодаря этой победе, Генрихом заинтересовалась «Полярная Звезда».
— А когда Марка турнули из «Опеки», я решил — ну их к чёрту. И пошёл работать на Марка.
— «Опека»? — Фред озадачился и напрягся. — Да, ты рассказывал о них. Ублюдки, которые меня пасли. Поверить не могу — ты был среди них.
— Усыплял их бдительность. Но теперь мосты сожжены. Считай, мы с тобой, Фред, пересекли Рубикон. Отсюда начинается новая жизнь.
На горизонте появился городок. Здания по высоте не превосходили пару этажей. Похожие друг на друга бело-голубые дома, окруженные деревьями и кустами, тянулись вдоль параллельных улиц. Чуть позже показался более строгий и монотонный, и, в то же время, более стройный ряд белых домов.
Автомобиль остановился посреди улицы. Земля здесь была сплошь покрыта ровной как стол светлой жёлто-серой плиткой. Около домов были высажены длинные клумбы, изобилующие такими же фруктами и цветами, что попадались в лесу. Все дома выстраивались один за другим, сливаясь в параллельные ряды. Соединённые мостами-арками, они образовывали, второй ярус, по которому можно было ходить. Такие же арки были перекинуты над улицами, что позволяло гулять по верхнему ярусу вдоль и поперёк. Этим и пользовались, с удовольствием, местные жители, одетые в разноцветную одежду. Одежда состояла из отдельных лоскутов, перевязанных поясками на бёдрах, локтях, запястьях и коленях. Особой разницы между мужской и женской одеждой не было, разве что у женщин была обнажена талия. Дети вообще бегали почти раздетые. Кожа у местных жителей была светло-бронзовая, волосы, в основном, тёмные или русые. По лицам нельзя было сказать, довольны ли они жизнью. Кто-то улыбался или смеялся в беседе с другом, кто-то ругался, а некоторые, в основном старики, сидели на скамьях и покуривали трубки, обсуждая что-то важное. Мужчины неспешно гуляли по улицам, а женщины следили за детьми.
Взрослые поначалу не обращали внимания на подъехавший автомобиль. Только мужчины, с деловым видом, рассматривали его, покусывая странные длинные чёрные палочки. Загорелые дети с любопытством кружили вокруг машины, не понимая, что могут попасть под колёса. Их мамам приходилось подбегать и уносить их подальше от дороги. Хотя, как ни странно, никакой враждебности эти женщины к чужеродному транспорту не проявляли. Транспорт для них был чем-то вроде погодного явления или непонятного зверя, от которого лучше держаться подальше.
Генрих недовольно посигналил, чтобы распугать детей. Тем понравилось, и они начали передразнивать звук гудка. Потихоньку, улица за улицей, иномирный «Опель» продвигался к центру города. Туда, где виднелось единственное высокое здание.
У Фреда перехватило дыхание. Огромная шестигранная башня. Та самая.
Всё, что растворилось некогда в детских снах, теперь явилось перед глазами. Серая громадина с плоской крышей и семью пиками: шесть по углам и один в центре — самый высокий. На последнем красиво реял зелёный в жёлтом обрамлении флаг с символом, издалека напоминающим букву «Y».
Народ не только не расходился от гудков: не зная значения этого звука, толпа, наоборот, только скапливалась на улице. Ехать стало невозможно.
— Мне это надоело. Марк! Может, пройдёмся пешком? Эй! — крикнул Генрих, высунувшись из окна.
«Эй!» отвечали ему полураздетые загорелые дети.
Вначале город казался прекрасным, выбеленным и ухоженным, однако, чем дальше к центру, уже пешком, продвигались трое, тем меньше улицы радовали и восхищали, и тем больше вызывали смешанные чувства. Это выражалось в клумбах. Чаще попадались сорняки, что не срезанными лозами удушали благородные цветущие растения. Выражалось и в стенах — трещины, плесень и мох проедали их то здесь, то там.
Каждая стена была расписана незаметным с первого взгляда узором. Но стоило ненадолго задержаться на ней, как узор будто сам собой проступал, напоминая то мороз на окнах, то орнамент, а то и древние письмена, стилизованные под единый рисунок. Это удивляло и немного отвлекало от запущенности и упадка. Быть может, первое впечатление об этом чудном городке замылило взгляд, и детали, портящие его, не сразу бросились в глаза.
Мелкий дождик, плавно перешёл в снег. Снежинки ложились прямо на яркие красные цветы и зелень, и быстро таяли. Улица покрылась тонким слоем снега и влаги. Что особенно восхищало в местных жителях, они настолько привыкли к резким сменам погоды, что и в снег одевались по-летнему. У большинства были открыты плечи, руки и ноги.
Трое пробились сквозь тучи любопытных зевак. Марк их не замечал, а Фред улыбался им шире лица. Походка его постепенно стала уверенной, размашистой. Генрих шёл позади и настороженно наблюдал за Фредом. Что-то ему явно не нравилось. То ли уверенная походка, то ли некая только что проявившая себя надменность. Генрих, пускай и заочно, слишком хорошо знал Фреда, чтобы быть уверенным — да, это он самый. Но Марк шёл рядом, спокойно глядя
