увлекательное, что, вероятно, есть в боксе, – закончил Пат.
– Ничего! Надеюсь, встреча с Джимом Хенфордом тебя раззадорит! – сказал Стюбнер.
Пат улыбнулся, но ничего не ответил.
– Расскажите побольше о себе, – попросила Мод, – расскажите подробней, что вы чувствуете во время боя.
И тут Пат поразил не только своего менеджера и мисс Сенгстер, но и сам поразился, как это он вдруг выпалил:
– По правде сказать, мне не об этом хочется говорить с вами. Ведь мы, наверно, можем рассказать друг другу много более важного, интересного. Вот я…
Он вдруг замолчал, понимая, что он говорит, но не отдавая себе отчета, почему вдруг так заговорил.
– О да! – горячо подхватила она. – Вы правы! Только тогда и получается интересное интервью, когда человека видишь по-настоящему…
Но Пат опять ушел в себя, а Стюбнер забросал ее цифрами, сравнивая объем, вес, рост своего чемпиона с Сэндоу, Грозой Турции, Джеффрисом и другими современными тяжеловесами. Мод Сенгстер скучно было слушать его, и она этого не скрывала. Случайно ее взгляд остановился на сборнике сонетов Шекспира. Она взяла книгу и вопросительно взглянула на Стюбнера.
– Это Пат читает, – сказал тот. – Помешан на стихах, занимается цветной фотографией, бегает по выставкам и всякое такое. Только, ради бога, не пишите об этом, вы всю его репутацию погубите.
Мод укоризненно посмотрела на Пата, и он совсем смутился.
«Какая прелесть! – подумала она. – Он, этот гигант, король боксеров, робок, как мальчишка, читает стихи, ходит на выставки и занимается цветной фотографией! Нет, никакого «лютого зверя» тут и в помине нет». Она поняла, что и робеет он от застенчивости и впечатлительности, а вовсе не от тупости. Сонеты Шекспира! Да, в это нужно вникнуть по-настоящему. Но Стюбнер не дал им сказать ни слова и опять забросал ее своими дурацкими цифрами.
Однако через несколько минут она, сама того не сознавая, вдруг затронула самую животрепещущую тему. Когда она узнала, что он читает сонеты, в ней снова шевельнулось то мгновенное острое влечение к нему, которое она испытала при встрече. Этот великолепный стан, прекрасное лицо, эти губы, такие целомудренные, и эти ясные глаза, высокий спокойный лоб под светлым коротким ежиком, атмосфера здоровья и чистоты, которая окружала юношу, – весь он неудержимо и почти подсознательно притягивал ее так, как никогда до сих пор не притягивал ни один человек. И в то же время она не могла отмахнуться от скверных сплетен, которые ей пришлось услышать еще вчера, в редакции «Курьера».
– Да, вы правы, – сказала она. – Нам с вами действительно есть о чем поговорить. Меня мучает одна мысль, помогите мне разобраться. Поможете?
В ответ Пат наклонил голову.
– Можно, я буду говорить откровенно, откровенно до грубости? В разговорах о боксе то и дело упоминают о каких-то заранее намеченных раундах, о каких-то ставках, пари. Правда, я никогда не обращала на это особенного внимания, но мне казалось, что люди принимают как должное всякое жульничество и обман, связанные с боксом. И вот, глядя на вас, я никак не могу понять: неужели вы можете участвовать в обмане? Можно допустить, что вы любите спорт ради спорта, ну… и ради денег, которые он вам приносит, но мне совершенно непонятно…
– Да тут и понимать нечего, – перебил ее Стюбнер, заметив, как мягкая, снисходительная улыбка тронула губы Пата. – Все это сказки, болтовня – про подтасовки, договоренность и всякую прочую галиматью. Ерунда все это, мисс Сенгстер, уверяю вас. Дайте я вам лучше расскажу, как я открыл мистера Глендона. Получаю я письмо от его отца…
Но Мод Сенгстер не так-то легко было отвлечь, она обратилась прямо к Пату:
– Слушайте, я отлично помню один такой случай. Несколько месяцев назад, – я забыла, кто там выступал, – один из сотрудников «Курьера» сообщил мне, что завтра выиграет большие деньги. Не то что надеется выиграть – нет, прямо так и сказал: «Выиграю». Объяснил, что ему кое-что подсказали и что он ставит на определенное число раундов. Он мне точно сказал: «Матч закончится на девятнадцатом раунде». Разговаривали мы с ним накануне боя. А на следующий день он торжествовал и сразу объявил мне, что матч действительно закончился на том самом раунде. Я как-то над этим и не задумалась. Меня бокс тогда совершенно не интересовал. А теперь интересует. Тот случай вполне соответствовал моему, правда, довольно смутному, представлению о боксе. Как видите, не все тут выдумки и сказки, правда?
– Я помню этот матч, – сказал Глендон. – Дрались Суэн и Маргуэзер. И действительно – закончили на девятнадцатом раунде, Сэм. А она говорит, что ей накануне назвали именно этот раунд. Как вы это объясните, Сэм?
– А как объяснить, если человек вытащит в лотерее счастливый билет? – уклончиво сказал Стюбнер, торопливо соображая, как бы ему получше выпутаться. – В этом-то все дело. Если как следует разбираться в боксе – учитывать состояние боксера и его опыт, знать все правила, весь ход состязания, – то нетрудно точно предсказать число раундов. Предсказывают же люди, какая лошадь придет на скачках первой, и выигрывают иногда при этом один на сто! И не забывайте главного: на каждого выигравшего приходится свой проигравший – тот, что не сумел угадать нужный раунд. Нет, мисс Сенгстер, клянусь честью, что всякие сделки, всякое мошенничество в боксе – это… да этого просто не существует.
– А ваше мнение, мистер Глендон? – спросила она.
– Он вполне со мной согласен, – перехватил ответ Стюбнер. – Он знает, что я говорю правду, чистую правду. Сам он всегда дрался честно и чисто, верно я говорю, Пат?
– Да, верно! – подтвердил Пат.
И самое странное – Мод Сенгстер была убеждена, что он не лжет. Она провела рукой по лбу, будто прогоняя назойливую мысль, не дающую ей покоя.
– Слушайте, – сказала она, – вчера вечером, тот же сотрудник говорил мне, что и ваш предстоящий матч предрешен вплоть до того раунда, на котором он окончится.
Стюбнер с перепугу не знал, что и сказать, но Пат предупредил его, прогремев:
– Лжет он, ваш сотрудник!
– Но ведь про тот матч он не лгал? – с вызовом бросила она.
– А на каком раунде, по его словам, закончится моя встреча с Натом Пауэрсом?
Но тут Стюбнер вмешался со всей решительностью, не дав ей даже ответить, крикнул:
– Что за чушь, Пат! Замолчи! Все это обычные сплетни, слухи! Давайте лучше закончим интервью.
Глендон даже не взглянул в его сторону: он пристально смотрел на девушку, и глаза у него были совсем не те – синие и ласковые, – в их взгляде было что-то суровое, повелительное. Теперь она знала твердо, что случайно напала на след какого-то потрясающего открытия, чего-то такого,