Она улыбнулась.
— С Дерком все, он обратно уехал. Видимся иногда. Когда я на юг езжу, я у него останавливаюсь. Вот в этом году в Ливию поеду — тоже через него. А он вот что-то не приезжает в последнее время.
— Нормальный был мужик.
— Да я знаю. — Она улыбнулась. — Так, ну ты есть что-нибудь будешь? Я тебе сейчас полотенце дам и посмотрю, может, у меня еще щетка зубная есть. Кровать застелена… Ты завтра вещи перевезешь?
— Ну да, наверно. А из еды чего? Бобы?
Она засмеялась:
— Ага, тебе дашь, пожалуй, бобов! Теперь-то ты их, надеюсь, нормально переносишь? А то я помню, мне ваши мамаши такую головомойку устроили… В общем, еда есть, но ты сперва иди в душ, а я пока подогрею.
Ну вот, опять командует.
— Слушай, серьезно…
Я все думал, что бы такое хорошее сказать.
— Как тебя благодарить-то? Может, машину, брюлики, видак хороший? Ты только скажи, мне ведь увести-то…
— Иди-ка ты, дружочек, знаешь куда? Если правда благодарить собрался, лучше ничего не кради. Хотя это, конечно, из области фантастики…
Я призадумался. Да, пожалуй.
Сходил в душ, съел ведро бобов, посмотрел видак, потом лег спать и проспал одиннадцать часов. «Кровать», правда, оказалась без ножек: у нее матрасы прямо на полу лежали. Когда проснулся, Флоксика уже не было. То ли на пробежку умчалась, то ли на Камденский рынок. Они туда раньше всегда по воскресеньям ходили. На завтрак был хлеб с медом, а на столе лежали вторые ключи.
Теперь можно было не дергаться и спокойно прикинуть, что делать дальше.
Да, никогда бы не подумал, что буду прятаться у Флокс.
Вэндсворт
Флоксика никто не прогуливал.
Она постоянно ходила в жуткой старой шубе, говорила, что это у нее искусственная крыса. У нее тогда были светлые волосы, почти белые, и торчали во все стороны, как будто ее током ударило. Хотя, может, где-нибудь в Финляндии так и носят, не знаю. Мы ее все спрашивали: вы что, пылесосом голову сушите? А она нам язык показывала.
Иногда она ее даже не расстегивала. Мы тогда гадали, есть там что-то под ней или нет. А иногда был виден какой-то золотистый люрекс. Директор постоянно капал ей на мозги, а сделать ничего не мог: мы все хорошо экзамены сдавали.
Она вела французский.
Мы тогда мелкие были — лет по одиннадцать. Когда мы на второй день четверти ее увидели — решили, показалось: она была как из «Безумного Макса». У всех просто челюсти поотпадали.
— Здравствуйте все, меня зовут мисс Флокс. Доставайте учебники…
Я как увидел ее, так и замер, даже про учебник забыл. Кадр тот еще: лицо все в красных пятнах и сережки по пять кило каждая.
Тут она наклонилась ко мне, сережки закачались:
— Так, патлатый! Оглох?
Блин. Я все книги, какие были, на стол выложил. Не привык я, чтобы меня девки так прикладывали… Мордой об стол.
— Дошло, нет?
Я ей быстро:
— Дошло, мисс.
А она пошла дальше на всех кидаться. Несколько человек разревелись, Джули Сигрейв еще и руку ей обсопливила, но никто не ржал и серой в нее не пулялся, как обычно в новых учителей. Как-то сразу все поняли, такая, если что, порвет как грелку.
— Так, рахиты несчастные, мы французский учим или где?
— У-учим.
— А оторваться желаете?
Мы приссали, что отвечать — не знаем, — промычали чего-то: не то да, не то нет.
А она все еще на взводе, говорит:
— Правильно соображаете.
Повернулась, шуба жуткая мотнулась.
— Короче, всем учить французский, а то бошки поотгрызаю. Кто учит — тот отрывается. Во Францию хотите?
Мы все прибалдели. Еще бы: за границу!
— Только так, хроники: будете работать — будет вам и Эйфелева башня, и горы-лыжи, и самая большая дюна в мире, и шуры-муры с французскими детишками. Будете халявить — никуда не поедете. Внятно излагаю?
Все в шоке.
— Так, теперь все открыли учебники на первой странице.
С ней не расслабишься. Верней, так: если работаешь, можешь ей что угодно говорить. Начал халтурить — до свидания. Винни у нее как-то заснул: всю ночь магазины чистил, так она его за шкирку подняла и так и держала на вытянутой руке, пока он не проснулся.
Пахали все как звери.
Потом через несколько недель она к нам мужика своего привела для языковой практики. Дерк был француз и на «харлее». Тощий, черный, волосы до плеч тоже черные, блестящие — типа наполовину азиат какой-то. И весь в черной коже в обтяжку. По виду злобарь тот еще. Мы сразу решили, что он с ножом ходит. Сторож как его увидел, его чуть удар не хватил. А Дерк спокойно зашел в класс и стал нам рассказывать о французской поэзии.
Он говорил, что снимает какие-то фильмы про путешествия, но мы-то сразу поняли, что там наркотики. Он приносил нам кассеты смотреть: горы, бары, девчонки голые загорают. Рассказывал про мафию в Марселе, про африканские наркотики, про фильмы и музыку. Мы в итоге решили, что во Франции вообще беспредел творится. Когда Флокс стала список желающих составлять, народ за места дрался.
Мы с ней за полугодие выучили больше, чем люди за пять лет выучивают. Первый учебник за месяц прошли. Сами после уроков оставались. Учителям это дико казалось. Они так до конца и не поверили, думали, мы там что-то мутим. Учитель какой-нибудь подкрадется, потом резко дверь откроет — а мы там строчим как сумасшедшие, неправильные глаголы учим. Они не верили, думали, у нас кто-то на шухере стоит.
А по понедельникам мы ходили к ней домой. Она тогда жила на Коппермилл-Лейн. Бежали, толкались, каждый хотел первым. Несешься как псих по Блэкхорс и на ходу рыбными палочками давишься (нам их в школе на полдник давали). Я даже один раз Джули Сигрейв нос разбил. Квартира у Флокс была — это надо видеть. По стенам какие-то ковры хипповские, палочки дымятся, кассеты с индийской музыкой. Она нам готовила бобы — полный обед, и все из бобов. И чили еще, такое острое, что у нас слезы текли. Один раз Уэйн Сапсфорд с этих бобов до туалета не добежал. Повезло ей, что на полу ковров не было. А еще как-то дали нам ведро лукового супа, печеные бананы и коньяк. Сейчас-то я вспоминаю: его там грамм пятьдесят на всех было, но мы себя тогда крутыми чувствовали, просто дальше некуда. Потом Дерк ставил нам какой-нибудь фильм или рассказывал про партизанов во время войны. Мы к нему даже ревновали.
Дерк еще говорил, что французы чемпионы мира по сидению на корточках и что у него в этом деле рекорд. Он правда мог прийти, сесть в углу на корточки и так просидеть весь вечер. Мы как-то пытались его пересидеть, но ни у кого даже близко не получилось. Джули Сигрейв вообще лодыжку сломала.
