неявка на спектакль была воспринята как чрезвычайное происшествие. Звонили ей по телефону, никто не ответил, тогда отрядили к ней домой группу товарищей.
Двери никто не открыл, в окно увидели, что в комнате горит свет, и пошли в жилконтору за слесарем...
Вообще, от Пети пока что было гораздо больше толку, чем от хмурого сотрудника убойного отдела, который все это время преспокойно покуривал на кухне, последние два часа — в обществе понятых, и что-то чирикал на бумажке.
Чего он тут околачивался, я плохо понимала, но все как-то было его не спросить. В конце концов, есть не просит, пусть сидит, я все время про него забывала.
Федорчук аккуратно сложил на краешке стола конверты с дактопленками и запиской, все они были каллиграфически им надписаны.
— Маш, я поехал, у меня еще две квартирные кражи на очереди. Если дело будешь возбуждать, свистни, я тебе все оперативно сделаю.
Он помахал ручкой операм и ушел, тихо притворив за собой дверь.
С шутками, прибаутками вошел доктор Стеценко, и Петр Валентинович свою восторженность переместил на него. Еще бы — такой молодой, но уже очень опытный судебный медик, феерически остроумный, доброжелательный, с ослепительной улыбкой. Мне он поцеловал ручку, предварительно надев резиновые перчатки (лишнее свидетельство его остроумия). Но тут же деловито присел к трупу и преобразился — стал жестким и собранным экспертом, в отличие, например, от Левы Задова, который хохмит и фонтанирует на протяжении всего осмотра трупа.
— Кто у нас девушка? — спросил он, аккуратно переворачивая тело на спину.
— Девушка у нас актриса, — пояснила я.
— Мне сказали, что и записочка имеется?
— Имеется, — хриплым от волнения голосом подтвердил Петр Валентинович и откашлялся.
— Так что ж мы тут время теряем? — вкрадчиво продолжал доктор Стеценко, осуществляя, тем не менее, подготовку к фиксации трупных явлений.
Я даже не стала отвечать, придвинувшись поближе и вглядываясь в лицо трупа. Так получилось, что для равновесия мне пришлось опереться на плечо доктора Стеценко. Он не выказал никакого неудовольствия, а я напряженно прислушивалась к своим впечатлениям. Похоже, что я стала относиться к нему гораздо спокойнее. Еще немного, и можно будет с чистой совестью считать, что мы друзья, а не любовники. Соответственно, и проблема мужчины в моей жизни тогда снова встанет со всей остротой. Я уже давно поняла, что слегка отстаю в развитии, поскольку нормальной юности у меня не было, я все время училась и работала, было не до этого, а природа-то берет свое. Вот сейчас настал час «икс», когда хочется любви и ласки так, что скулы сводит. Наверное, и сыночек в меня пошел, женщины его не интересуют, не интересуют, а уж потом как заинтересуют — мало не покажется.
Стеценко пошевелился, и вся лирика тут же вылетела у меня из головы. Пальцами в резиновых перчатках он методично ощупал голову трупа, раскрыл веки и заглянул в глаза, отвернул губы, проверяя, нет ли там кровоизлияний. Их не было. На вид все было пристойно.
— Ну что, на первый взгляд похоже на отравление димедролом, — пробормотал Стеценко, складывая стопочкой пустые упаковки из-под лекарства, валявшиеся рядом с трупом. — Зрачки расширены, есть некоторые признаки смерти по асфиктическому тину.
— По асфиктическому?
— Да ты не волнуйся, это бывает при отравлении антигистаминными препаратами. Ротик у нее чистый, вроде бы насильно ее таблетками не кормили, синячков на ней нет. Что тебе не нравится?
Он обернулся и посмотрел мне в глаза. Черт подери, до конца моих дней я буду сохнуть по этому чудовищу. А он будет всем рассказывать, что любит только меня, но это я его не хочу, и с этим уже ничего не поделаешь.
— Скажи, пожалуйста, Саша, можно сожрать столько таблеток, не запивая водой?
— Проблематично, — согласился Сашка. — А на кухне смотрели? Может, она там стаканчик оставила?
— Саш, может, она даже помыла стаканчик. А пустые упаковки зачем с собой принесла?
— Чтобы нам облегчить работу, — меланхолично произнес Стеценко. — Согласен, логично пустые упаковки оставить там, где употребили таблетки. Куда она их несла? К тому же димедрол так стремительно не действует, чтобы она не успела дойти с кухни до постели.
У нас за спинами напряженно прислушивался к нашему негромкому диалогу Петр Валентинович. Конечно, ему страстно хотелось, чтобы тут обнаружилось кошмарное убийство, а мы бы с ним его моментально распутали...
На пороге комнаты появился неразговорчивый оперативник из убойного. Он помахивал каким-то листочком.
— Я тут с понятыми поболтал, — хмуро произнес он. — С соседями ее. Установил подружек. Мужа бывшего вызвал, он сейчас подъедет. Ничего?
— Правильно, — кивнула я, удивляясь про себя. Я-то грешила на него, как на бездельника, а он, оказывается, времени даром не терял.
— Я вот тут набросал план мероприятий, — продолжал оперативник, сразив меня окончательно. Опер, который по собственной инициативе, да еще пока дело не возбуждено, сочиняет план мероприятий — это, как в рекламе пива, «то, ради чего стоит жить». Сегодня просто день открытий чудных, сначала миляга Петр Валентинович со своим заразительным молодым задором, потом этот молчальник, исполненный скрытых достоинств...
— Как, кстати, вас зовут? — спросила я хмурого убойщика. Страна должна знать своих героев.
— Буров, — буркнул он.
— А вы откуда пришли? Вы ведь недавно у нас в убойном?
— Я из области перевелся, — ответил Буров. — Из деревни, так что не обессудьте. — При этом ни тени улыбки не появилось на его озабоченном лице.
После того как он объяснил, что сменил сельскую местность на городскую, неприветливость его стала мне понятна. Конечно, человек только адаптируется к другому коллективу, к другим правилам работы. Из одного района в другой перейдешь, и то неуютно себя чувствуешь, а тут практически образ жизни поменялся. Взяв у Бурова исписанный им листочек, я пробежала его глазами.
Краткая характеристика образа жизни Климановой — разведена, жила одна, со слов соседей, ночевала дома, кутежей не устраивала, мужчины ее не посещали. Близких родственников нет. Отношения с бывшим мужем хорошие, вражды не было. Квартира неприватизированная, прописана только Климанова. Из квартиры ничего не похищено (информация подлежит проверке). Климанова была психически неуравновешенна, страдала неврозом, со слов соседей — лечилась у психологов. Выводы: возможно самоубийство, менее вероятно убийство, так как пока неясен мотив, наименее вероятен несчастный случай — передозировка таблеток. Планируемые мероприятия: опрос соседей и знакомых, изучение психологического анамнеза, установление причины смерти.
