Кристина. — Понимаешь, тут ведь получается, что клип как бы связан с городом, съемки масленицы и все такое. А «монах»… Ну, он, хороший, конечно, но…
— Неконьюнктурный, — подсказал я.
— А что еще за знакомый? — резко спросил Астарот.
— Ну… Мы давние друзья, в одной школе учились… — замялась Кристина и умоляюще посмотрела на меня.
— Эй, я не понял! — я поставил на стол обе руки и подался вперед. — А чего до сих пор сидим-то? Стас ясно же сказал, что ему нужна запись песни! Так что оторвали задницы от стульев и погнали в студию.
— А инструменты? — Бельфегор повернулся на стуле и погладил свой «поливокс» по черному боку. — С машиной договариваться же надо…
— Как быстро кто-то к хорошему привыкает, — фыркнул я. — Наймем бомбилу. Или на руках дотащим, тут недалеко.
— Прямо сейчас? — Бегемот посмотрел на часы. — Уже половина восьмого!
— Вот именно, детское время, — усмехнулся я. — Макс, нас пустят в твою студию?
Глава 5
— Ну не знаю… — Бельфегор задумчиво почесал в затылке. — Вроде нормально получилось, но как-то…
— Ага, — кивнул Кирюха. — Как будто не цепляющая песня, согласен. Надо что-то с аранжировкой пошаманить, проигрыш какой-то добавить что ли. Включи еще разок.
— А если басов бахнуть? — подал голос Макс. — В самом начале, как будто тяжелые шаги такие. Ну, у нас же там прохожие ходят, вот и показать это «бум-бум-бум-бум»…
— Можно, — снова медленно кивнул Кирилл. — Тогда давай так…
Я слушал «ангелочков» и не отсвечивал. Творческий процесс меня всегда завораживал. Непредсказуемая штука. «Ангелочки» бывало спорили, срываясь на крик с угрозами и шантажом, то сбивались в тесный кружок и обсуждали идеи заговорщическим шепотом и хихикали над только им понятными шутками, а то вот так, как сейчас. Прокручивали первую запись песни уже в десятый раз и задумчиво изрекали что-то…
Больше всего я смотрел на Кирюху. Это он у нас музыкальный гений, от его мастерства и чутья зависит финальный результат. Теперь, к счастью, это признал даже Астарот. И перестал вибрировать каждый раз, когда Кирюха открывал рот.
Что ж, прогресс.
— Давайте вариант с шагами и проигрышем запишем, да? — Кирилл преданным взглядом посмотрел на Астарота. Тот с важным видом кивнул, и «ангелочки» снова удалились за стекло.
— А я не понял, что они напрягаются, — раздался от двери незнакомый мужской голос. — Отличная же песня. Прямо вот в душе что-то отзывается…
— Привет! — я помахал рукой с дивана и оглядел гостя. Это был мужик лет сорока, простецкий такой, в обтерханных джинсах и футболке. Ну, то есть как, джинсах… Синих штанах, типа болгарской «Рилы».
— Я Семен, — представился он и присел рядом со мной на краешек дивана. — Работаю тут, сегодня вот ночная смена. Максимка вроде раньше с другими музыкантами тут бывал. Но тогда мне не нравилось, что они пели. Заунывно как-то, заумно. А эти хорошие. А тебя как звать?
— Вова, — представился я и пожал протянутую руку.
— Тоже музыкант? — спросил он. — А чего не играешь?
— Ну, почти, — усмехнулся я. — Руку повредил, теперь вот на скамейке запасных.
— Сочувствую, — покивал Семен и потянул из кармана мятую пачку сигарет. Я мысленно вздохнул и подвинул к нему ближе тяжелую металлическую пепельницу. Курить здесь было можно, к сожалению.
— А можно еще раз поставить? — спросил Семен.
— Чуть позже, — покачал головой я. — Сейчас парням нельзя мешать.
— А, ну ладно тогда, — вздохнул Семен. — Я тут еще посижу, ладно? Я тихонько.
— Нет проблем, Семен, — улыбнулся я.
— Как там в вашей песне было… — он выдохнул клуб сизого дыма. — «Я на пустом лице нарисую страсть…» Слушай, Вовчик, а можешь мне на кассету песню записать, а? Прямо в душу она мне запала… Я так-то вообще скромный и тихий, обычно меня не видно и не слышно. Но тут прямо не удержался. Очень уж хорошо!
«Вот тебе и никакая песня», — подумал я.
— Да не вопрос, Семен, — сказал я. — Где-то тут валялись пустые болванки…
— Болванки? — переспросил он с недоумением.
— Ну, в смысле кассеты, — я мысленно чертыхнулся. Как-то автоматически называл любой носитель болванкой. Даже не задумываясь, откуда взял это слово.
— Ах, кассеты! Кассету я принесу, ты не переживай, — засуетился Семен. — У меня есть в каптерке.
Бывают такие моменты, когда реальность как будто подергивается рябью, как будто сбоит. Мир как будто качнулся, что-то екнуло внутри. Черт знает, что такое. Может быть, подсознание таким образом хотело сообщить, что происходит что-то важное?
Вот только что…
Семен торопливо затушил в пепельнице недокуренную сигарету и рысцой выскочил из студии. Я смотрел на дверь, и в голове крутились всякие мысли.
А что, если именно это и важно? Что песни нужно давать послушать не маститым спецам, которых, даже если посреди ночи разбудить, они запросто перечислят пятьдесят культовых рок-групп и ни разу при этом не повторятся, а вот таким вот «семенам»? Кстати, я ни разу не показывал наше творчество маме с отцом. Можно еще Грохотовым, чтобы вообще для полной чистоты эксперимента. Качество звука у нас сейчас вполне пристойное, не стыдно кассету воткнуть в домашний магнитофон. Никаких посторонних звуков на заднем плане, типа звона бутылок об стакан, пьяного хихиканья и шелеста фантиков.
Хм…
Разбудил меня звонок телефона. Пришел я уже под утро и намеревался встать не раньше полудня, но телефон почему-то ввинтился в мозги. Пришлось подниматься и ползти в прихожую.
— Внемлю, — буркнул я, пытаясь с трудом разлепить глаза.
— Ну наконец-то! — восклинкула трубка. — Это Женя тебя беспокоит. Как насчет сегодня? Все в силе?
— Что? — туповато переспросил я. — Женя? Какой Женя?
— Здрасьте, приехали! — обиделся голос в трубке. — Банкин Женя, какой же еще! Я сверяю программу сегодняшнего отчетного концерта, группа «Ангелы С» должна выступать, но ты не появлялся, так что я решил уточнить…
— Концерта? — спросил я. И выдал себе мысленного леща. Соберись, давай, тряпка. Конечно, концерта. Ты же сам на него недавно Бобу блатовал. Только забыл уточнить, когда именно он. «А ты точно продюсер?» — ехидно
